Сандра Уорт - Леди Роз
Вскоре после рождения принцессы Елизаветы пришли плохие новости. Элизабет Вудвилл решила выдать маленькую Анну Хоуленд (дочь и наследницу герцога Эксетера, которую помолвили с нашим Джорджем) за своего сына от первого брака Томаса Грея и присвоила четыре тысячи марок, которые мы заплатили за этот брак. Теперь я понимала причину удивительного приглашения на банкет в честь Десмонда. Элизабет искала место, в которое удобнее всего вонзить жало. Когда несколько месяцев спустя мы увидели в Миддлеме герцогиню Анну Эксетер – старшую сестру короля Эдуарда, – она извинялась перед нами изо всех сил.
– В наше время матримониальные дела далеко не всегда решают родители, – сказала она.
В угоду Вудвиллам Эдуард отодвигал Уорика все дальше и дальше. Вскоре после церемонии восхваления Элизабет возникла еще одна матримониальная проблема, в результате которой пропасть между Уориком и королем стала еще шире.
Брак единственной незамужней сестры Эдуарда Маргариты (в просторечии Мег) стал вопросом большого государственного значения. Королева хотела выдать ее за герцога Бургундского, а Уорик – за французского принца. Этот союз, вызывавший ожесточенное сражение между Элизабет и Уориком, перерос в испытание воль.
Я не всегда поддерживала Уорика, несмотря на то, что именно от него зависело благосостояние нашей семьи; временами он бывал невыносимо дерзким.
Но в данном случае мои симпатии были на его стороне. Никто не трудился так упорно, не платил столь высокую цену и не рисковал больше, чем Уорик, посадивший Эдуарда на трон и победивший всех его врагов. А сейчас Эдуард, почувствовав себя в безопасности, отстранял Уорика не ради другого йоркиста, а ради выскочек Вудвиллов, которые цеплялись за Ланкастеров и сражались за них до последнего.
Мы знали, что причиной возраставшей враждебности Эдуарда к Уорику была ревность Элизабет к Невиллам. Чтобы доказать свое превосходство над Уориком, королева была готова на все, и брак Мег был для этого хорошим предлогом; яд, текший в жилах королевы, ослеплял ее и мешал видеть последствия своих действий. Этим (впрочем, как и многим другим) Элизабет напоминала свою подругу Маргариту, которая держала под башмаком бедного слабоумного Генриха. Элизабет имела такую же власть над королем Эдуардом, хотя совсем по другой причине, которая ни для кого не была секретом.
Уорик мог бы улучшить отношения с Эдуардом, если бы пошел на мировую, но он ссорился с ним при любой возможности. Джон, сильно обеспокоенный отношением Уорика к королю, поговорил с ним, когда Ричард снова приехал в замок Алнуик.
– Ты богаче Эдуарда, твоя слава громче, и народ тебя любит больше. Дик, хватит с тебя и этого. Не возбуждай его ревность. Ты не можешь затмить короля. Это тебе не пир с богемцами, на котором было шестьдесят четыре перемены блюд, в то время как на банкете у короля подавали всего пятьдесят! Это опасно. Эдуард разозлится на нас еще сильнее.
– Эдуарду нужно напомнить о нашем могуществе! Это единственное, что обеспечивает Невиллам безопасность!
– Дик, король правит Англией и отдает Бургундии преимущество над Англией из экономических соображений, а не только потому, что этого хочет королева. Не тебе решать, что делать.
– Я лучше знаю, в чем заключается благо Англии! Этот распутный мальчишка умеет только блудить! Именно благодаря его похоти мы получили в королевы такую дрянь! Эта ведьма Вудвилл притворялась добродетельной, отказывалась ложиться с ним в постель и хитростью заставила дурака Эдуарда вручить ей корону!
Джон побледнел и положил ладонь на руку брата, пытаясь его успокоить.
– Дик, последи за своим языком, иначе навлечешь на нас беду.
Уорик сердито отбросил его руку и шагнул к двери. Джон крикнул ему вслед:
– Послушай, не заставляй меня выбрать другую дорогу! Если ты думаешь, что я слепо пойду за тобой куда угодно, то сильно ошибаешься!
Уорик обернулся, смерил Джона долгим взглядом и ушел. Я следила за этой сценой с тяжелым сердцем.
Пятнадцатого июня, когда лето украсило поля дикими цветами, я родила еще одну девочку. Мы назвали ее Люси. Через два месяца мы отправились на юг, оставив детей дома, потому что в Лондоне была эпидемия. Нас сопровождал большой эскорт и обоз. Даже герцогиня Сесилия, которая после смерти мужа стала затворницей и удалилась от мира, вышла из своего добровольного заточения, чтобы почтить обаятельного, всеми любимого и почитаемого Томаса Фицджеральда, графа Десмонда, ближайшего друга Йорков.[58]
Я, давно не видевшая Элизабет Вудвилл, слегка нервничала и гадала, как она нас примет. Впрочем, ничего другого ждать не приходилось. Когда я сделала реверанс, на ее губах заиграла злорадная улыбка, и от возвышения повеяло лютым холодом. Король принял нас радушно, но Элизабет молчала; когда мы повернулись, я почувствовала, что ее взгляд буравит мою спину. Что за женщина! Получила больше того, чего хотела, достигла пика могущества, но в ее душе нет ни следа благородства…
Король превзошел себя, стараясь доставить удовольствие ближайшему другу своего отца; прощальному банкету предшествовали три дня, которые мы провели в пирах и развлечениях. В тот незабываемый вечер Расписная палата блистала как никогда раньше, озаренная тысячами свеч, факелов и блеском драгоценностей, украшавших наряды вельмож. Сам король сиял, как солнце с его эмблемы. На нем был дублет из желтого бархата, расшитого золотом, а Элизабет щеголяла в черно-золотом наряде, усыпанном бриллиантами от головы в короне с самоцветами до самых кончиков королевских ног.
Мы с Джоном были одеты так же пышно, как все присутствовавшие на банкете лорды и леди. Я выбрала платье из великолепного алого бархата, расшитого гранатами и отороченного соболем в тон ослепительному рубиновому колье, подаренному мне матерью Джона. На Джоне были дублет из лазурного бархата с прорезями, подбитыми изумрудным шелком, отороченный коричневым соболем, на плече красовалась меховая накидка, а на шее – толстая золотая цепь с сапфирами. Хотя за суровую нортумберлендскую зиму он потерял в «весе, но был поразительно красив. А я – если верить словам Джона – ничем не уступала другим знатным дамам.
– Ты прекрасна, мой ангел. Как черный лебедь, скользящий по сверкающим водам. Твои волосы блестят, словно крыло ворона, а кожа белее слоновой кости. Никто не может отвести от тебя глаз. Ты затмеваешь самое королеву.
– Замолчи! – велела я. – Многие мужчины лишались головы за куда меньшее преступление. – Но это была шутка. В тот вечер я действительно чувствовала себя красавицей. У меня еще никогда не было такого роскошного платья, а Урсула сделала мне новую прическу, очень подходившую для этого случая. Вместо того чтобы оставить волосы распущенными или убрать их под конусообразный головной убор с вуалью, она собрала их в пучок на затылке с помощью серебряной сетки, украшенной хрусталем и бриллиантами.
