Маргарет Брентон - Жемчуг проклятых
…И что ей оставалось делать? Сесть и пить чай.
А на шестую брачную ночь у Лавинии случилась истерика. Постыдная истерика с квохчущими рыданиями и судорогами. Перепуганный сэр Генри вызвал Эстер и, пока она держала бьющуюся на постели Лавинию, он капал в воду какие-то темные капли. Потом заставил Лавинию выпить, практически насильно. Лавиния все пыталась вырваться, но Эстер была сильнее. А потом Лавинии вдруг стало все равно и она уснула.
Проснувшись, она обнаружила себя в постели, но в своей комнате. В той комнате, которую сэр Генри отдал ей в личное пользование, в которой хранились ее вещи, привезенные из дома. Здесь Лавиния проводила большую часть дня.
Сэр Генри сидел у постели, встревоженно глядя ей в лицо.
— Вы напугали меня, Лавиния. Я надеялся пробудить вашу чувственность, но по-видимому, вы еще слишком молоды. Я принял решение прервать на год развитие вашей телесной чувственности. Сейчас это не приносит вам пользы. Займемся пока вашим интеллектуальным совершенствованием. Это тоже доставит мне удовольствие. Я принес вам первую книгу, которую вы должны изучить, а после мы ее обсудим.
Сэр Генри сунул в вялые руки Лавинии изящный томик.
— Жаль, вы не читаете по-французски. Я исправлю это упущение, найму вам учителя. Это скверный перевод, но, надеюсь, вы все поймете. Если что-то не поймете — спросите у меня. Мне будет приятно вам объяснить…
Книга называлась «Тереза-философ». Разумеется, она была скабрезной. И напичкана гнусными иллюстрациями. Но ради того, чтобы сэр Генри больше ее не трогал, Лавиния готова была читать и обсуждать какие угодно книги. Конечно, читала она медленно, чтение никогда не было ее сильной стороной, но чем больше она читала — тем ловчее буквы складывались в слова, а слова — в фразы, и вскоре на книгу у нее уходило не больше недели. Сэр Генри давал ей античных философов, порнографические романы, богоборческие запрещенные труды, романы современных серьезных авторов и авторов модных. Лавиния никогда не знала, какую книгу ей дадут в следующий раз. Однажды она поймала себя на мысли, что ждет этой следующей книги. Ждет с интересом.
Они с сэром Генри выезжали на прогулки и на приемы. Ей шили умопомрачительные наряды, а сэр Генри дарил ей все новые драгоценности, достойные королевской сокровищницы. Леди Лавинию Мелфорд называли открытием сезона. Все мужчины хотели хоть раз потанцевать с ней. Или хотя бы на нее полюбоваться. Танцевала Лавиния не слишком хорошо, но за красоту ей все прощалось, а потом с опытом пришло и умение. Зиму они провели в Лондоне. А весной, когда Лавиния с трепетом ожидала возвращения в родные края, сэр Генри объявил, что они уезжают за границу.
Они жили во Франции. Жили в Италии. В каждом городе, который сэр Генри считал достойным пристального изучения, они проводили несколько месяцев. Лавиния посещала картинные галереи, в том числе коллекции, хранившиеся во дворцах богатых аристократов — сэр Генри был принят везде и всеми! — она увидела Флоренцию и Венецию, Сиену и Пизу, Падую и Равенну. Они жили в Риме. Сэр Генри водил ее гулять по Форуму, часами они стояли в тени Колизея, и прошлое великой империи оживало для Лавинии в рассказах ее мужа. Они посетили древнюю Остию и Помпеи. Они полгода прожили у моря, и Лавиния научилась плавать.
Она почти перестала ненавидеть сэра Генри. Почти.
С ним было интересно. Он был невероятно, фантастически образованным человеком и прекрасным рассказчиком. А его пристрастие к пороку во всех видах также имело под собой философскую основу… Сэр Генри патологически ненавидел ханжескую мораль и считал, что люди должны быть свободны в проявлениях своих природных инстинктов. Да, он понимал, что проявления его инстинктов являются источником страданий для других людей. Но считал, что у сильного есть право побеждать. Так устроена природа. А природа мудрее людей.
Лавиния перестала стыдиться обсуждать с ним порнографические романы. Она без малейшего трепета рассматривала самые скабрезные гравюры и могла раскритиковать их за несовершенство рисунка.
В награду за благоразумие сэр Генри преподнес ей три книжки про фейри. Нет, не волшебные сказки, а серьезные исследования, написанные учеными мужьями. Томас Кейтли «Мифология фейри». Томас Крокер «Волшебные легенды Южной Ирландии». И Роберт Кирк «Тайное содружество». Последнюю книгу Лавиния помнила: она видела ее в руках Джейми…
Продираться сквозь эти тексты было куда труднее, чем сквозь любимые романы сэра Генри, но Лавиния справилась. Она хотела знать, как можно больше знать о том, что она потеряла. Что они с Джейми потеряли, когда он отказался от Третьей Дороги.
«Надеюсь, чтение этих книг хотя бы пробуждает в вас страсть, моя дорогая», — посмеивался барон. Лавиния кивала с томной улыбкой.
Она больше не стеснялась своего обнаженного тела. Она позировала итальянскому живописцу в образе вакханки. Потом скульптору — в образе Медеи. Скульптор хотел изобразить Лавинию Психеей, с крыльями бабочки и бабочкой на ладони, но сэр Генри сказал, что это не для нее. Лавинии на голову надели диадему и дали в руку кинжал.
Результат работы Лавинии понравился. Она была прекрасна. Она была прекрасна на картине, такая сияющая, белая, с разметавшимися темными волосами, с листьями винограда в волосах, плещущая вино себе на грудь. Она была еще прекраснее в мраморе — полуобнаженная, горделиво выпрямившаяся, с гневным взглядом и кинжалом, сжатым в опущенной руке.
Теперь они с сэром Генри почти не ссорились. Почти подружились. Насколько это вообще было возможно.
И Лавиния научилась не думать. Не вспоминать. Не мечтать.
Всему возможно научиться, если как следует потренироваться.
Почти всему: сколько сэр Генри не подступался к ней со своей «наукой чувственной страсти» — всегда это кончалось одинаково. Ее истерическими или яростными припадками. Но казалось, его устраивало и то, что у них было. Разговоры. Прогулки. Путешествия. Лавиния расслабилась и не ожидала от сэра Генри никакого подвоха. Она считала, что изучила его. И что познала уже все. Что хуже уже не будет. А значит — будет только лучше.
…Хуже стало, когда они вернулись в Англию. Они жили в Лондоне, но общаясь с людьми, говорившими на одном языке с ней, Лавиния вдруг остро ощутила свою нечистоту и ужас всего того, что произошло с ней за последние годы, безумие этой полуязыческой беспутной жизни. И чем сильнее ее жег стыд — тем прямее держала она спину, тем надменнее смотрела на окружающих. Больше всего она боялась, что придется вернуться в Йоркшир. Но однажды, конечно же, это случилось. Барон пожелал навестить Мелфорд-холл.
