Элизабет Эссекс - Страсть и скандал
— Вашего очарования недостаточно, чтобы подчинить меня, Томас. Неужели вы собирались уехать, не взяв с собой меня — или кого-нибудь более благоразумного?
— Да, именно. Таков был мой план. И сейчас остается таким. Я хотел бы начать охоту, не прихватив с собой никого более благоразумного, как ты это называешь. Я не собираюсь размахивать большим красным флагом, на котором написано: «Смотрите на меня! Я еду». Кэт, мое оружие — хитрость. Очень многого можно добиться именно хитростью. — Обняв ее за плечи, он коснулся поцелуем ее лба. — Но я вижу, что должен также помешать тебе сделать ноги. Хотя и вынужден признать, — добавил он с улыбкой красавца разбойника, — ты весьма преуспела в этой науке.
Делать ноги! Для нее бежать значило остаться в живых. Но она не могла сказать, пытался ли он шутить для того, чтобы позабавить ее, или чтобы напугать, подчинить своей воле.
Так или иначе увиливать не было смысла — он находился в выигрышном положении с этими пронзительными зелеными глазами и изощренным умом шпиона.
— У меня есть опыт. И если я уйду — как, собственно, мне и следует, я так и сказала леди Джеффри с самого начала, — он пойдет за мной. Если я стану размахивать своим красным флагом, на котором будет начертано: «Смотри на меня, я пустилась в бега», — Беркстед пустится следом. И опасность покинет Уимбурн.
Томас прищурился, хмуря брови, как будто всерьез обдумывал ее план. Но она смогла перевести дух на долю секунды, потому что он тут же развеял ее надежды в прах.
— Нет. — Он снова покачал головой упрямо и решительно, не сомневаясь в том, что прав. — Я не стану использовать тебя как приманку. Пусть он лучше будет на нашей территории, где у нас есть и люди, и средства, и мы можем предусмотреть любую неожиданность.
Катриона закрыла глаза. Невыносимо было видеть его, такого высокого, стройного и серьезного. Проклятие, он был настроен очень серьезно.
— А каков ваш план на тот неожиданный случай, если вас убьют?
— Этого не случится. Чтобы со мной покончить, мало бывшего лейтенанта, а нынче инвалида, который к тому же плохо целится.
Ей хотелось топнуть ногой. Или толкнуть его в грудь, чтобы заставить понять, что положение отчаянное. Как легко убивать такому человеку, как Беркстед, лишенному всяких моральных принципов.
— Томас, не нужно его недооценивать. Ему хватит единственного удачного выстрела.
— Человек сам творит свое везение, а ему пока что не везло. — Томас снова покачал головой. Ее слова его не убедили. — Ты по-прежнему не веришь, что я могу тебя защитить. Защитить их всех. — Он кивнул в сторону дома. — Но я смогу. Клянусь тебе, что смогу.
Было бы легче, если бы он не начал говорить ей нежности. Ее косточки уже начинали плавиться от страстного желания.
— О, Томас! Так вот зачем вы это делаете? Чтобы доказать, что вы любите меня? Я бы предпочла, чтобы вы не делали этого. Вы и они, — беспомощно махнула она рукой в сторону дома, — это все, что у меня осталось в этом мире. Моя семья, моя любовь. Как я могу допустить, чтобы кто-нибудь из вас подвергал себя риску? Неужели вы полагаете, что я на это пойду? — Говорить было больно — жар непролитых слез подбирался по горлу все выше, — но она должна была это сказать. Должна была попытаться. — Если бы вы любили меня, вы бы уехали со мной. Прежде чем прогремит второй выстрел.
Но он не дрогнул даже перед ее мольбой.
— Кэт! Это не остановит расплату — лишь отодвинет. И я не допущу, чтобы рисковала ты, или семья брата, или семья отца. Два года я потратил, пытаясь тебя разыскать. Кэт, я намерен сделать то, что сказал. Я не дам тебе уйти. Не позволю, чтобы тебя вынуждали бежать. Не допущу, чтобы ты снова исчезла для меня!
Она отвернулась, чтобы не видеть его пронзительного взгляда. Боялась, что он угадает, что скрыто за ее страхом. Боялась, что спросит, почему ей легче сбежать, чем остаться. Потому что он все ближе и ближе подходил к истинной подоплеке дела.
— Ты не можешь просто убежать от прошлого или от беды. Поверь мне, Кэт! Я пытался. Куда бы ты ни пошла, в твоей голове останутся все те же мысли, напоминая о том, что ты оставила за спиной — или кого. Если мы сразимся с этими бедами сейчас вместе, тебе не нужно будет больше бежать.
О Господи, да. Нужно — именно поэтому.
— Вы не понимаете. — Ничегошеньки он не понял. Эти мысли, от которых он так легко мог отмахнуться, ее напоминания — это все, что у нее осталось. Она научилась жить с ними вполне мирно. Дело в том, что она жива, свободна и способна вспоминать, если пожелает. Не от прошлого собиралась она бежать, но от настоящего. От угрозы, которая стала слишком реальна.
— Я намерен положить этому конец, Кэт. Так или иначе.
— А если по-другому? Что, если он вас убьет? Что, если он убьет множество людей в попытке добраться до меня? Почему вы упорствуете в жажде противоборства, сражения любой ценой? Когда для всех было бы лучше — для вас, для вашего брата и его семьи, — чтобы я ушла и Беркстед узнал бы об этом? Почему бы по крайней мере не увести его отсюда для начала, чтобы Уимбурну ничто не грозило?
— Они будут под защитой. И ты будешь под защитой. Здесь. — Это простое заявление было ультиматумом.
Рука Катрионы бесцеремонно схватила лацкан его сюртука, крепко и решительно. Она его не пустит! И ради этого испробует все, что в ее силах.
— Послушайте себя, Томас! Прошу вас! Вы сами сказали, что я очень хорошо умею спасаться бегством. Сказали, что я умна. Действительно, однажды я сумела сбежать на край света и вернуться, притом в одиночку.
При этом напоминании Томас скорчил кислую гримасу.
— Ты сказала, что тебе помогла бегума.
— Помогла. Но не приказала же она зенане сопровождать меня всю дорогу из Индии! Я сумела проделать этот путь сама, в одиночку. Уверяю вас, что вполне могу о себе позаботиться.
— Кэт, одного раза в подобных делах недостаточно, чтобы противостоять тому, что ждет тебя здесь, за стеной. Ты и понятия не имеешь…
— Я прекрасно все понимаю! Я слышала, как он мне угрожал. Как грозился убить Алису. Он шел за мной по пятам, а я выжила, Томас! И случалось в моей жизни кое-что похуже. Я не выскочила из головы Зевса, как какая-нибудь богиня, и не всплыла из морской пучины на раковине к тому моменту как вы соизволили заметить меня в Индии. Мой жизненный опыт куда больше, чем вы, возможно, думаете, Томас. Я могу о себе позаботиться. — Какая еще правда его убедит?
— Все еще таскаешь с собой эту штуковину, не так ли?
Она чувствовала тяжесть пистолета в кармане, который сама пришила к стеганой нижней юбке.
— Да, но как же мне жаль, что он там! Как бы мне хотелось, чтобы в нем не было нужды! И если бы я уехала, никому не потребовалось бы караулить каждую калитку в Уимбурне с оружием в руках!
