Бренда Джойс - Идеальная невеста
С уважением,
Лизи».Рекс был ошеломлен. Сначала он лишь изумленно смотрел на последнюю страницу письма. А потом его охватил слепой нерассуждающий ужас.
У Бланш слабое здоровье? Он ухватился за костыль. О боже! Неужели Лизи имеет в виду, что Бланш беременна его ребенком? Но ведь прошло только восемь недель! Нельзя так быстро узнать об этом! Или можно?
Его начала трясти сильная дрожь. Он с трудом мог мыслить здраво: страх ослеплял его ум. Одного ребенка он потерял — отдал Клервуду. Потерять второго он не может. Этого не будет никогда!
Он попытался сохранить спокойствие и постарался рассуждать логически. Ни одна женщина не может знать, что беременна, если после зачатия прошло меньше восьми недель. Он был в этом уверен — точнее, почти уверен: врачи ведь могли придумать что‑то новое. Были или нет за последнее время открытия в медицине?
Значит, у Бланш слабое здоровье. Если это не то, что он предположил сначала, тогда что это может значить? И несмотря на то, что случилось, разве она не сообщила бы ему, что носит его ребенка?
Вдруг у него перехватило дыхание, словно чей‑то кулак врезался ему в грудь. Джулия не сказала ему, что была беременна. Вместо этого она убежала от него с Маубреем.
Стены башенного кабинета закружились у Рекса перед глазами. Он хотел думать, а вместо этого поддался панике. Он мысленно называл Бланш такой же предательницей, как ее подруги из высшего света, такой же неверной, как Джулия, но на самом деле никогда не верил в это. Она грубо и вероломно покинула его, но его сердце отказывалось считать ее подлой сукой. Какая‑то часть его души, как это ни смешно, продолжала считать Бланш ангелом.
«Если бы она была беременна, она сообщила бы об этом мне, верно?»
Он не знал, что думать.
Единственное, что он знал: всего через два месяца после любовной встречи ни одна женщина не может быть уверена, что беременна.
И тут он вдруг вспомнил, как Бланш выбежала из старой церкви в Ланхадроне и упала без чувств как подкошенная.
Он прыжком оказался рядом с костылем. Тревога немного ослабла. Может быть, у Бланш снова начались головные боли? Теряла ли она сознание? Пока она гостила в его доме, такое случилось два раза. Может быть, она больна? Показалась ли она хорошему врачу? О, черт, почему Лизи не написала яснее!
Рекс повернулся и стал смотреть в окно. Он должен был признать очевидное: тревога за Бланш вытеснила из его души все остальное. А он не хотел тревожиться о Бланш. Он поверил ей, а она доказала ему, что все женщины одинаковы. Все они вероломные предательницы и любят только себя. Ее видимые доброта, заботливость и любовь были притворством. Но когда Рекс мысленно говорил себе, что Бланш предательница, его сердце горячо протестовало. Оно отказывалось в это верить.
Он ошибся. Во второй раз за свою жизнь он отдал свое сердце женщине — и вот к чему это привело! Больше он никогда не станет слушаться сердце. И сейчас ему нельзя обращать внимание на тревожные вопли и растущую тревогу в своей душе. Нельзя, чего бы это ему ни стоило.
Может быть, он никогда не будет по‑настоящему презирать Бланш Херрингтон. Но если она больна, то это не его дело. К черту эту болезнь!
Он вернулся к письменному столу и налил себе еще бренди, но не стал пить и только мрачно смотрел на стакан. Теперь, немного успокоившись, он решил, что из письма можно сделать лишь один из двух выводов: либо Бланш больна, либо она беременна. Когда он думал о второй возможности, его душу начинал грызть страх, но теперь Рекс мог мыслить разумно. Бланш не только не может знать о своей беременности, но, если бы и знала, не рассказала бы об этом Лизи де Варен.
Это значит, что Бланш больна. А ее болезнь совершенно его не касается. Бланш взрослая женщина. У нее нет семьи, но есть друзья. О ней есть кому позаботиться. Например, это может сделать ее новый жених. Он не желал задумываться над тем, что был должен сделать, но тревога была слишком велика. Она не давала ему покоя, и, отказываясь думать, Рекс уже садился за стол. Сев, он сразу же придвинул к себе лист бумаги, окунул перо в чернильницу и быстро написал:
«Дорогая Лизи!
Мне было приятно получить известие от тебя. Я с нетерпением жду той минуты, когда приеду в Хермон‑Хаус и твоя семья возьмет меня в осаду. Мне не терпится увидеть, насколько выросли дети, и я с огромной охотой стану опекать Неда, Майкла и Алексея. Этим мальчикам очень нужна твердая рука! Но я все же сомневаюсь, что смогу приехать раньше того срока, который назначил: я занят обустройством своего имения.
Мне жаль, что Бланш Херрингтон по‑прежнему плохо себя чувствует. Я продолжаю считать ее другом нашей семьи и поэтому сообщаю тебе, что ее здоровье было слабым, когда она находилась здесь, в Корнуолле. Пожалуйста, убеди ее показаться хорошему врачу».
Рекс остановился, решая. Продолжать или нет? Он отлично понимал, что все в его семье хотят знать, что произошло между ним и Бланш. Это не их дело, но все равно они не успокоятся — его родные и сводные братья и особенно его назойливая сестра Элеонора. Он вздохнул и дописал:
«Я представляю себе, как сильно вас взволновало мое поспешное письмо. Бланш и я очень долго были друзьями. Мы даже вообразили, что могли бы стать супругами. А потом быстро поняли, что совершенно не подходим друг другу по совершенно очевидным причинам. Извините меня за это недоразумение.
До встречи в конце месяца и наилучшие пожелания,
Твой любящий брат Рекс».Нет человека добрее, чем Лизи. У нее огромное сердце из чистого золота. Она убедит Бланш обратиться к подходящему врачу — в этом Рекс был почти уверен.
Он высушил письмо и, убедившись, что чернила не размажутся по бумаге, сложил лист и засунул его в конверт, который залепил воском и запечатал печатью со своим гербом.
Когда все было закончено, в его душе снова зажегся тусклый, дрожащий огонек страха.
Бланш больна — это очевидно. Но что, если она еще и беременна?
Они занимались любовью целую ночь. Тогда они были женихом и невестой и оба хотели иметь детей, поэтому он не принял никаких предосторожностей против зачатия. Если быть честным, в ту ночь он даже хотел сделать ей ребенка.
Он не хотел вспоминать, как обнимал ее и как занимался с ней любовью. Он не хотел вспоминать, что был у нее первым мужчиной и первым, который дал ей высшее наслаждение. У него начали ныть виски. Он встал, нетвердо держась на своей единственной ноге.
С тех пор как родился Стивен, Рекс принимал даже слишком много мер против зачатия, когда ложился в постель со своими любовницами. Он не мог представить себе ничего хуже, чем произвести на свет еще одного ребенка, которого он не сможет назвать своим и растить.
