Джулиана Грей - Неприступный герцог
– И где мне до него дотронуться?
– Где угодно. Можешь дать ему палец, и он за него ухватится.
Уоллингфорд нерешительно вложил дрожащий палец в крошечную ладошку Артура, и тот мгновенно обхватил его своими пальчиками.
– Ну и ну! Вот это хватка!
Красное личико Артура сморщилось.
– О, милый, – проворковала Абигайль. – Я заставляю его ждать.
– Чего ждать?
– Еды, дорогой. Дети питаются грудным молоком. Это общепризнанный факт. Подождешь немного? Я знаю, что ты очень устал. – Абигайль старалась говорить спокойно, несмотря на боль в груди, которая возникла, когда она увидела, как Артур схватил отца за палец и как Уоллингфорд взирал на сына с благоговением, ужасом и – сомнений не было – с любовью.
– Я должен подождать?
– Пока я его накормлю.
Абигайль опустилась в кресло-качалку, стоящее возле окна, и спустила лиф своего наряда, что оказалось совсем несложно, ибо он представлял собой узенькую полоску.
Стоявшая в углу красивая дама улыбнулась:
– Я принесу чай.
– Спасибо, Леонора, – тихо ответила Абигайль, когда ротик Артура коснулся ее груди.
Уоллингфорд, казалось, не услышал ее слов. Он просто облокотился о стену, сложил руки на груди и молча смотрел на жену и сына. Сердце Абигайль затрепетало. Она уже забыла, какой он большой. Уоллингфорд фактически заполнял собой все помещение. Он немного похудел в путешествиях и теперь выглядел стройным и поджарым в перепачканной пылью куртке, которая болталась на широких плечах. Абигайль хотелось снять ее и заключить мужа в объятия, чтобы вновь ощутить тепло любимого мужчины, исхудавшего, закаленного в путешествиях.
– Мне жаль, – сказала Абигайль. – Я бы написала тебе о том, что он родился, если бы знала, где тебя искать.
Уоллингфорд, не говоря ни слова, покачал головой.
– Я знаю, это не слишком романтичный прием, но Артур очень быстро кушает. Совсем как его отец.
Уоллингфорд закрыл рукой лицо, и в тишине комнаты раздались его рыдания.
Вернувшаяся Леонора разлила по чашкам чай так, словно родилась и выросла в Англии.
– Он почти наелся, – сказала Абигайль, давая ребенку вторую грудь.
Уоллингфорд отошел к окну и смотрел в залитую лунным светом темноту.
Артур перестал сосать, и его голова сонно упала на руку матери. Абигайль поднялась с кресла, взяла с сушилки полотенце и положила его на плечо Уоллингфорда.
– Вот, – сказала она, протянув ему ребенка, прежде чем он успел отказаться.
– Что я должен сделать? – спросил герцог.
– Похлопать его по спинке, – ответила Абигайль. – Да посильнее, он же не хрустальный.
Уоллингфорд стоял у окна, похлопывал сына по спинке своей большой рукой, прижимая к себе другой. Его загрубевшие пальцы были покрыты загаром – как у настоящего работника. Он поднял голову и посмотрел на Абигайль, заставив ее колени задрожать. Его лицо тоже было покрыто загаром, как если бы под его кожей притаилось солнце.
– Ты уверена, что он получает достаточно еды? – хрипло спросил Уоллингфорд. – Он такой легкий.
– Ради Бога, посмотри на меня. Ты думаешь, он упустит свое? В нем уже двенадцать фунтов и девять унций, что вполне достаточно для двухмесячного ребенка.
Словно в подтверждение слов матери, Артур открыл ротик и громко срыгнул.
Уоллингфорд едва не выронил ребенка из рук.
– Святые небеса! Это он? – Герцог обеспокоенно посмотрел на свое плечо.
– Ну вот и славно, – сказала Абигайль, забирая ребенка и стараясь заставить руки не дрожать. Взяла полотенце с мужа. – А теперь мы его запеленаем и положим в колыбельку.
Леонора подошла ближе.
– Я все сделаю, Абигайль, а вы уложите синьора герцога в постель. Он выглядит как человек, проделавший долгий путь.
– Очень долгий, – эхом отозвался Уоллингфорд.
Уоллингфорд, взволнованный и потрясенный, шагал по знакомому коридору. Сквозь стекла в крошечных арочных окнах доносился шум праздника и буханье проклятой трубы. Камни древних стен слились перед глазами в одно расплывчатое пятно.
У него есть сын. Крошечный человечек из плоти и крови, зародившийся в чреве Абигайль от его семени во время акта любви. Его сын. Сознание ласкали слова «мой сын».
Уоллингфорд остановился, закрыл глаза, и взгляд темных глаз Артура проник в его душу, а его маленькая теплая головка тронула сердце.
Что-то сжало его руку.
– Тебе нечего сказать? – услышал он осторожный вопрос.
Абигайль, его законная жена, стояла рядом и крепко держала его за руку. От нее пахло молоком, теплом и воском свечей.
Уоллингфорд покачал головой, подхватил жену на руки и без слов понес ее по коридору в восточное крыло, где когда-то располагалась ее комната – в самом конце коридора. Уоллингфорд начал целовать жену, едва пнув ногой тяжелую дверь. Абигайль застонала и страстно ответила на поцелуй. Ее руки коснулись волос мужа, потом спины и вцепились в поношенную куртку. Уоллингфорд пошатнулся от такого неожиданного нападения, и дверь с щелчком захлопнулась за его спиной.
Губы Абигайль блуждали по его лицу.
– Ты вернулся, – прошептала она, и ее голос сорвался.
– А ты думала, не вернусь?
– Не знаю. О Господи, каждый день, каждую ночь я надеялась… – Абигайль замолчала и заплакала, уткнувшись в плечо мужа.
– Не надо, любовь моя. Теперь я с тобой. – Уоллингфорд осторожно поставил жену на каменный пол, не переставая при этом сжимать ее в объятиях. Он едва не задохнулся от восхищения, когда теплое тело Абигайль прижалось к нему. Он гладил жену по спине и волосам и шептал: – Конечно же, я вернулся, моя любимая жена, конечно же, я вернулся.
Руки Абигайль обняли его за талию, ее грудь прижалась к его торсу, едва не вываливаясь из выреза нелепого платья. Год назад он снял с нее точно такое же платье в лодочном сарае, когда луна заливала озеро серебристым светом.
Пальцы Уоллингфорда задрожали, когда он нащупал крючки на спине. Лиф платья Абигайль пополз вниз, а голова запрокинулась, являя взору красивую шею, посеребренную светом луны. Он поцеловал пульсирующую на шее жилку, покрыл поцелуями подбородок, одновременно стягивая платье и воюя с корсетом.
Платье упало к ногам Абигайль, за ним последовал корсет, и вот она уже стояла лишь в тонкой полупрозрачной сорочке, под которой четко вырисовывались темные соски.
Уоллингфорду хотелось медленно наслаждаться близостью с женой и в то же время хотелось овладеть ею без промедления. Его пальцы дрожали от еле сдерживаемого желания.
Абигайль открыла глаза, сдернула с плеч мужа подтяжки и принялась расстегивать пуговицы.