Маргарет Лерой - Жена солдата
Сбрасываю туфли и ложусь под одеяло. Едва моя голова касается подушки, как я тотчас засыпаю. Меня будто отравляет вялость. Я слышала, что тоска может так влиять на человека.
Из старой жестянки от чистящего средства я делаю масляную лампу. Каждый вечер при свете этой лампы я читаю Милли сказку из книги сказок Гернси, которую дала мне Энжи. Читаю про исцеляющие колодцы и призрачные похоронные процессии. Читаю про каминных фей и про то, что надо рассказывать семейные новости пчелам.
Читаю о том, что паутина может остановить кровотечение, и о том, как люди смотрят на чаек со смешанным благоговением и подозрительностью, потому что во время своих далеких перелетов они видят множество тайн, скрытых от человека. Читаю о том, что тучи мошек над водой означают скорый дождь.
А еще я читаю историю, которую читала, когда полюбила Гюнтера, историю о мужчине, который на лодке отправился на Сарк и выстрелил в утку, которая на самом деле оказалась девушкой. И о том, как она была ранена.
Глава 80
Как-то в пятницу утром, отведя Милли в школу, я несу Эвелин тосты с чаем. Открываю дверь и понимаю: что-то не так. Обычно она сидит в своем домашнем халате цвета чайной розы, но сегодня складывается ощущение, что она еще спит.
Ее тело раскинулось на кровати, словно она пыталась встать, но упала. Эвелин тяжело дышит, ее рот приоткрыт, а кости лица выступают неимоверно четко.
— Эвелин, — зову я. Потом говорю чуть громче, уже испуганно: — Эвелин.
Она не шевелится.
Кладу свою руку на ее. Слегка трясу. Не могу ее разбудить. Что-то меня настораживает при взгляде на ее открытый рот.
Мне потребуется несколько часов, чтобы привезти врача. Нужно будет ехать на велосипеде по главной дороге или можно позвонить из ближайшей телефонной будки, но это тоже займет некоторое время. Вспоминаю о том, что говорил мне Гюнтер, когда подумал, что это Эвелин кашляла: Макс может прийти и осмотреть ее, если она больна. А еще я помню, насколько Макс был добр к Милли.
Я выхожу в прохладное яркое утро. Бегу к Ле Винерс, спеша между цветочными клумбами, на которых растут ромашки. Они редкие, невзрачные, словно сорняки. Цветы тянутся к моим ногам, когда я пробегаю мимо.
Дверь открывает Ганс Шмидт. Наверное, он завтракал: его губы блестят от жира. Прежде чем я успеваю что-то сказать, он спрашивает:
— Хотите видеть капитана Леманна?
Понимаю, что им всем, должно быть, было известно о нашем романе. Ну, по всей видимости, так и есть. Это неважно.
— Нет, капитана Рихтера, — отвечаю я.
Ганс идет за ним. Мне кажется, что я слышу Гюнтера. Из задней части дома доносится громкий мужской смех. Думаю, что один из голосов принадлежит Гюнтеру, но я не уверена. Он никогда не смеялся так хрипло и так громко, когда бывал со мной.
В коридор выходит Макс. Он без кителя.
— Миссис де ла Маре.
Он все читает по моему лицу. Макс озабочен, обеспокоен.
Я очень рада его видеть. Помню, как он пришел ко мне в первый раз, как я отказалась пожать ему руку. Это казалось делом принципа, казалось таким правильным… стоящим. Как же давно это было.
— Прошу прощения за беспокойство, — говорю я. — Моя свекровь. Мне кажется… — Мой голос срывается. — Мне кажется, что она умирает. Я думала, может…
— Идемте, — говорит Макс. Он не беспокоится о том, чтобы накинуть китель, идет так, как есть, в одной рубашке.
* * *Он очень аккуратно двигается в комнате Эвелин, говорит приглушенным голосом. Вижу, насколько легко он снова становится врачом, как ему подходит эта роль. Макс измеряет пульс Эвелин, проверяет ее рефлексы, оттягивает веки и осматривает зрачки.
— Думаю, вы правы, — очень тихо говорит мне Макс. — Думаю, осталось не долго. У нее был инсульт. Такое не лечится. Мне очень жаль.
Я киваю.
— Я так и думала. Все же, спасибо вам большое, что пришли.
— Я могу еще что-нибудь для вас сделать? — спрашивает он.
— Благодарю за предложение, но я справлюсь.
— Тогда я пойду, — говорит мне Макс. — Если понадоблюсь, зовите.
— Хорошо. Спасибо.
Сижу рядом с Эвелин и держу ее за руку. У нее сухая и холодная кожа. Тело движется медленно, дыхание шумное, затрудненное. Сижу так долгое время. Прислушиваюсь к тиканью часов, тихому поскрипыванию дома.
Мимо окна пролетаю бурые листья, а бочкообразные голуби ютятся на подоконнике. У них маленькие розовые и безучастные глазки. Им плевать на наше присутствие, словно нас здесь вообще нет. Утро тянется очень долго. Лицо Эвелин ничего не выражает. Оно бледное, как подушка, на которой лежит ее голова.
К полудню Эвелин шевелится и открывает глаза. Она смотрит прямо на меня, как будто видит меня очень четко. Я очень рада тому, что сейчас она пришла в себя, а ее разум ничем не затуманен.
Эвелин пытается говорить. Я наклоняюсь к ней, отчаянно желая услышать, что она хочет сказать. Мне кажется, она произносит: «Юджин», но я в этом не уверена. Сквозь нее пробегает дрожь, она вливается в мою руку… а потом ничего.
Закрываю ей веки и складываю руки на груди. Думаю над тем, как мне связаться с Юджином и сказать, что его матери больше нет. Думаю, как однажды он вернется домой с войны и увидит, что она похоронена. Он будет очень огорчен, что его не было здесь, чтобы скорбеть после ее смерти.
Я плачу, но я рада, что она ушла так мягко. По крайней мере это была легкая смерть, смерть в нужный момент.
* * *Чуть позже тем же днем возвращается Макс. Возможно, он заметил людей, которые приходили ко мне: участковый доктор, который заверил смерть Эвелин, и мистер Озан на своей повозке, забравший ее тело.
— Миссис де ла Маре.
В его глазах стоит вопрос.
Я слегка киваю.
— Моя свекровь скончалась, — говорю я.
Его лицо серьезно.
— Тогда позвольте мне выразить свои соболезнования.
— Спасибо, что приходили ее осмотреть.
Он слегка пожимает плечами, словно говоря, что это не имеет значения.
Некоторое время он колеблется, глядя на меня, пытаясь меня прочесть. Как будто я какое-то дикое существо, которое он боится спугнуть.
— Мне нужно вам кое-что сказать, — довольно спокойно говорит он. — Мы уезжаем с вашего острова… я и Гюнтер.
Мое сердце бешено колотится. Подобного я не ожидала, словно думала, что Гюнтер останется здесь навсегда. Возможно, где-то в глубине души, я считала, что смогу изменить свое решение. Что всегда есть время. Что времени впереди еще очень много.
— Уезжаете? — глупо говорю я.
— Да.
— И куда вас отправляют?
Он грустно улыбается.