Джо Беверли - Цветок Запада

— Даже подарок моего мужа — драгоценный пояс?

— Именно так, леди.

Имоджин отвернулась. Ей стало плохо от таких новостей. Отсутствие этого особого подарка почти довело ее до слез. Этот поступок еще раз обозначил намерения Фицроджера.

Это также означало то, что он полностью распоряжался ее богатствами. Странно, но Имоджин теперь это не волновало. Так или иначе он использует все средства, чтобы укрепить их социальное положение и власть. Но если только Фицроджер продолжает считать, что они все еще остаются семьей.

Имоджин стиснула зубы и сказала:

— Мне стоит попытаться сделать повязку из длинного шарфа, Элсвит. Найди мне его.

Имоджин не желала, чтобы ее в таком неприглядном виде видели посторонние. Поэтому она проводила все свободное время с Элсвит. Имоджин подрубила края белого батистового лоскута и стала думать, как бы его попрочнее укрепить на голове так, чтобы повязка скрывала ее короткие волосы.

Элсвит помогла ей добиться кое-каких результатов. Имоджин провела остаток дня в своих покоях, лениво перебирая струны арфы. Фицроджеру нравилось, как она поет. Может, с помощью пения она сможет смягчить его сердце.

Уже в первый день пребывания в Кливе Имоджин поняла, что если станет безвылазно сидеть в своей комнате, то вскоре сойдет с ума. На второй день она смогла снова надеть легкую обувь и занялась делами кливского замка. Она поняла, что хозяйство в замке велось согласно строго определенному порядку, но чувствовалось отсутствие женской руки. Мало внимания уделялось запасам продуктов, и неважно обстояло дело с шитьем. Когда отсутствовал брат Патрик, то уход за больными был просто на грани катастрофы.

Вспомнив о брате Патрике, Имоджин снова стала беспокоиться о состоянии здоровья Фицроджера. Потом она написала ему записку:

«Брату Патрику. Добрый брат Патрик, сообщите последние новости в Клив. Я хочу знать, находится ли при смерти мой муж и повелитель. Если это так, то я приеду к нему. Имоджин из Каррисфорда и Клива».

Записку отослали в Каррисфорд, но ответа не последовало.

Каждый день Ренальд посылал курьера в каррисфордский замок. Каждый день тот возвращался с вестями, но Фицроджер никогда напрямую не обращался ни к Рональду, ни к Имоджин. Они наконец узнали, что он поправляется после лихорадки.

Потом пришли вести, что лорд Фицроджер поднялся с постели, но ходит с палочкой. Видимо, у него было сильно разбито колено.

Через несколько дней из Каррисфорда сообщили, что лорд Фицроджер надел доспехи и приступил к тренировкам.

Имоджин перестала беспокоиться о его здоровье. Теперь ее волновало только свое будущее. Она думала, что когда-нибудь ее муж решит, как ему поступить с ней, и тогда завершится эта тяжкая неизвестность. И наверно, когда-нибудь Фицроджер пожелает навестить свой замок. Он найдет его в хорошем состоянии.

Имоджин, коротая время, ревностно занималась делами. В глубине души у нее теплилась надежда, что ее муж будет покорен, увидев плоды ее усилий и стараний.

Она сделала так, чтобы работало больше ткацких станков, и следила за порядком в хранилищах и кладовых, где готовили запасы к зиме. Имоджин приказала побелить парадный зал, от чего в нем стало гораздо светлее и уютней.

Каждый раз, когда она смотрела на голые, ничем не украшенные стены, она думала, что пора расписать их цветами, но потом вспоминала об эфемерности своего положения и грустно улыбалась.

Но по истечении двухнедельного пребывания в Кливе она взбунтовалась и приказала расписать стены парадного зала.

В Кливе был живописец, который мог выполнить ее заказ. Она заставила его составить простенький орнамент и сделать трафареты. Потом Имоджин научила слуг, как смешивать краски. Вскоре они затонировали побелку и стали копировать рисунок по всем стенам.

Ренальд вошел в зал тогда, когда она давала указания рабочим. У него от изумления даже открылся рот.

— Имоджин… — сказал он и покачал головой.

— Цветы. Розовые цветочки! Зато каким веселеньким стал этот зал, — заметила госпожа. — Мне кажется, что гонец в Каррисфорд должен перед отъездом посмотреть результаты нашей работы.

Ренальд еще раз поразился ее изобретательности, и в его глазах появились огоньки восхищения.

— Мой маленький цветочек, вы или сумасшедшая, или просто умница. Вероятнее всего, и то, и другое.

Имоджин весь день нервничала, ожидая реакции мужа. Гонец вернулся вечером с отцом Фульфганом.

Имоджин не могла понять, что это было: желание отомстить или простое стечение обстоятельств?

Преподобный дерзко вошел в зал и оглядел все вокруг возмущенным, осуждающим взглядом.

— Дочь во Христе! — провозгласил он. — Ты совершила ужасную ошибку!

Имоджин как бы со стороны услышала свой ответ:

— Мне не кажется, что цветочки настолько плохие!

Она с трудом удержалась от нервного хихиканья.

— На колени! — громогласно возгласил возмущенный священник. — Ты мятежная, непослушная чертовка, дочь дьявола!

Имоджин хотела было повиноваться ему, но потом одумалась.

— Может, мы побеседуем в моих покоях, святой отец? — предложила она и, не оглядываясь назад, пошла вперед.

Имоджин была поражена, когда Фульфган безропотно последовал за ней. Но как только за ними закрылась дверь, он снова взъярился.

— Дочь моя, ты совершила ужасный грех! Имоджин покаянно сложила ручки на груди.

— Каким образом, святой отец? Она действительно не знала, какой из ее многочисленных грехов был в глазах Фульфгана самым отвратительным.

— Ты нанесла удар своему мужу, своему повелителю на глазах Божьих!

— Вам же он никогда не нравился.

— Но он останется твоим повелителем! Представителем Бога для тебя на земле. Твоя священная обязанность повиноваться и заботиться о нем!

— Но я заботилась о нем, — начала протестовать Имоджин. — Если бы я не ударила его, то он был бы убит Ворбриком.

— Не следует бояться смерти, дитя, — возразил он ей. — Опасайся только бесчестья.

— Я готова понести наказание за мой грех, но боюсь, что не смогу в нем раскаяться.

— Ты дерзкое дитя, — шепнул ей преподобный. — Как же ты можешь пренебрегать чувством долга по отношению к своему лорду и к Богу? Я ему говорил, — заявил Фульфган. — Я много раз повторял ему, что он должен публично выпороть тебя, и очень больно, чтобы восстановить свою честь и спасти твою грешную душу!

— Никто не может сомневаться в чести моего мужа.

— Он станет для всех посмешищем, если не накажет тебя!

— Значит, об этом стало известно всем?

— А как же иначе?

— Неважно, как он поступит, никто не посмеет смеяться над Фицроджером, — гордо задрала подбородок Имоджин.