Джудит Росснер - Эммелина
Ханна стояла все так же с закрытыми глазами.
Только бы голова перестала кружиться, а там уж я соберусь с силами и все ей выскажу. Это ведь ни в какие ворота не лезет, в отчаянии думала Эммелина.
– Сколько тебе лет? – спросила Ханна, и голос ее дрогнул. Глаза по-прежнему были закрыты.
– Двадцать шесть.
Она открыла глаза:
– Это правда?
Взглянув на Мэтью, Эммелина увидела, что он стоит, скрестив на груди руки. На лице – вызывающее выражение, но вызов не резче, чем можно было бы опасаться.
– Ханна, что все-таки это значит? – взмолилась Эммелина.
– Так тебе двадцать шесть? Или, может быть, тебе меньше, чем двадцать шесть?
Мэтью не ответил.
– Двадцать шесть? – повторила Ханна. – Или двадцать один? Почти двадцать один?
– Ханна! Ну зачем тебе это?! – выкрикнула она, не понимая еще причины собственного отчаяния.
Мэтью молчал.
Глаза Ханны снова закрылись. Она дрожала всем ТЕЛОМ.
– Ты родился восемнадцатого октября, – выдохнула она наконец.
– НЕТ! – крикнула Эммелина. – НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! Ханна открыла глаза.
Кто-то вышел уже из дома, смотрел сверху, что же здесь происходит. Ханна, не оборачиваясь, махнула рукой: уйдите!
– НЕТ! – снова выкрикнула Эммелина. – Мэтью, скажи ей: это не так!
– А что тут такого? – пожал он плечами. – Почему это так тебе важно? Все вокруг говорили: я слишком молод. Все вели себя так, словно это… Отец твой… Что значит, я слишком молод?! Я прожил самостоятельно целых семь лет!
– НЕТ!
– А вы что, знакомы с моими родителями? – спросил он Ханну.
В последний раз, на прощание взглянув на него, Эммелина повернулась и побежала по грязной размытой дорожке к пруду.
– Осторожно! Ногу разбередишь! – крикнул вслед Мэтью, но не попробовал удержать ее.
Ханна раскачивалась, стоя с закрытыми глазами. Он попытался собраться с мыслями, понять, в чем дело. Ему и в голову не приходило, что Эммелина надумала кинуться в пруд. Послышался плеск воды. Он ошарашенно повернул голову, а она в это время уже плыла. Громко выкрикивая ее имя, он побежал по склону к берегу, а когда увидел, что она, с трудом продвигаясь вперед – мешали липнущие к ногам длинные юбки, – все же пытается выплыть на середину, ринулся в воду и пошел за ней, без конца повторяя ее имя и умоляя вернуться, и вдруг оттолкнулся ногами и поплыл, да, поплыл. Но так как он никогда раньше не плавал, то смог лишь отчаянно молотить руками и ногами, неуклюжий в тяжелой одежде и башмаках, а когда, обессиленный, оставив наконец свои бесплодные старания, попытался встать на ноги, то все еще смог достать дно.
– Зовите на помощь! – крикнул он Ханне. – Зовите кого-нибудь, кто умеет плавать.
А между тем Эммелина была уже на середине.
– Эммелина! – в отчаянии выкрикнул он. – Вернись! Мне не доплыть к тебе. Ты же видишь! ВЕРНИСЬ!
Ей не слышны были эти крики, но, даже и услышав их, она не изменила бы своих действий. Она выискивала глазами центр пруда – то место, где вода была всегда холодной и темной, откуда, хорошо закинув удочку, даже в томительно-жаркий полдень можно было выудить несколько рыб. Решив, что уже добралась до этого места, она перестала грести и дала себе чуточку отдохнуть: голова и руки – над водой, но мокрое платье тянет и тянет вниз. Башмаков нет – после ожога она их еще не носила. Платье мешало. Она попыталась разорвать юбки, но не смогла ухватиться за край подола и, сделав глубокий выдох, собрала все силы и просто ушла под воду.
Сознание было ясным. Захотелось разглядеть дно, но юбки пузырились возле головы, и приходилось все время отпихивать их. Мысленно она видела мать и отца, Льюка, Мэтью… Нет, только не Мэтью… Льюка, Эндрю… Родительский дом, спальню Уоткинсов, в которой прожила больше года, в которой ро… Нет!.. Перед глазами поплыл пансион, в пансионе она увидела себя, девочку, глядящуюся в зеркало в комнате миссис Басс, потом лежащую на кровати. Увидела себя лежащей на кровати в Линне. Руки сложены на большом теплом животе, а в животе – ребенок. Все виделось таким, как и было когда-то, только ее лицо было другим: не давним – нынешним, а в животе был Мэтью.
Юбки кружились вокруг головы, она пыталась бороться с ними, а вода медленно выталкивала ее к поверхности. Освободившись наконец от юбок, она попыталась опять погрузиться на глубину, но легкие не выдержали, и, помимо ее воли, тело устремилось кверху. Вынырнув, она изо всех сил забила по воде руками, честно пытаясь снова уйти вглубь, но инстинктивно вдохнула ртом воздух. Юбки упали с головы, она продолжала еще бить по воде руками, но делала это уже совершенно бессмысленно. Однако бессмысленные движения приводили к тому, что плавно и неуклонно ее относило к дальнему берегу пруда. Когда живот и ноги стали цепляться за камни, она перестала двигать руками, безвольно дала воде нести себя дальше. Вскоре ее прибило к берегу; голова то скрывалась под водой, то снова оказывалась на поверхности.
Так она пролежала довольно долго. Сознание не покидало ее. Было холодно, но это не беспокоило. Очень болела нога, ободранная о камни на дне пруда, жесткие комья земли и гальку у кромки берега. Она не обращала внимания на боль. Вползла на берег не потому, что не хотела лежать в холодной воде, а потому, что это было как бы естественным завершением путешествия через пруд.
Смятение улеглось. Она ясно видела всю свою жизнь, и эти картины не удручали. Она не чувствовала ничего. Внутренний взор существовал сам по себе, странным образом не будил ощущений. Она отчетливо видела мать, двадцать пять лет назад заплетавшую ей косы, и так же отчетливо видела Мэтью, который расплетал их и распускал по плечам. Первая сцена без перерыва переходила во вторую. Потом она видела десятилетнюю Гарриет, отказывающуюся подвинуться на матраце и дать им с Льюком поговорить перед сном, и сразу же видела точно такое же выражение на лице взрослой Гарриет, заявлявшей, что нечего Эммелине позорить семью, выходя за этого невесть откуда взявшегося парня – этого бродягу Мэтью Гарни. Гарриет вечно за что-то боролась, боясь иначе недополучить причитающееся, и к тридцати годам вызванные постоянным раздражением складки прочно залегли вокруг ее рта.
Теперь уж Гарриет не пощадит меня, промелькнуло в голове Эммелины.
Перед глазами встал образ Льюка. Вот уж кто никогда не обидит, хотя последнее время они редко видятся: жена Льюка, увы, не питает к ней чересчур теплых чувств. Мелькнули лица Эндрю и Джейн. Джейн всегда относилась по-дружески, но в ее мягкости было чересчур много детского, и непонятно, выдержит ли она теперь обрушившееся испытание. Нет, нельзя быть уверенной в Джейн, подумалось Эммелине.
А как сама она справится с тем, что случилось? Она старалась не подпускать к себе эту мысль, так же как и мысль о Мэтью. Допусти она их, блуждающее сознание и неподвижное тело могли бы снова соединиться, и тогда она просто сошла бы с ума от горя.
