Александра Девиль - Письмо Софьи
– Но тебе ведь всегда нравились помещики, которые вникают в хозяйственные дела.
– Да. Но если этот Щегловитов такой деловой, то почему он состояние свое не приумножил, а даже Людмилин дом в Петербурге продал? Вдруг и наше имение он продаст, а людей пустит по миру? Тогда и нам с Франсуа придется уехать…
– Меня печалит ваша неприязнь к Щегловитову.
– Не то чтобы это была неприязнь, но… сомнение. Да, сомнения у меня большие. Вдруг он игрок? Помнится, и Павел так о нем думал.
– Павел просто его недолюбливал. Но я не замечала, чтобы Евграф имел пристрастие к игре.
– Может, он пока при тебе притворяется? Вообще он, по-моему, изрядный притворщик, хотя иногда себя выдает. Вот я же, например, заметила, что поместье его интересует больше, чем невеста. Вдруг он женится на тебе по расчету?
– Напрасно ты так думаешь, Эжени. Он сделал мне предложение еще до того, как узнал, что я стала богатой наследницей. У меня нет причин сомневаться в его бескорыстии.
– Ну, если так, то я буду очень рада в нем ошибиться. Дай Бог, чтобы все у вас хорошо сладилось. Да только… – Эжени взглянула на неподвижный профиль Софьи, глаза которой были задумчиво устремлены на догорающий луч заката в просвете деревьев. – Только кажется мне, что не так выглядят счастливые невесты. Когда ты за Юрия собиралась, все было иначе. Бегала, смеялась, пела, радость тебя переполняла. А теперь…
– Юрий остался в прошлом, и я уже не стану такой юной и беспечной, как была.
– Да… Жаль, что Призванов тогда тебе помешал. Жила бы себе с Юрием и горя не знала.
– Теперь я в этом очень сомневаюсь. Юрий не смог бы защитить меня от своего окружения и скоро бы, наверное, устал… особенно после того, как поостыл бы жар его романтической страсти. – Софья грустно улыбнулась.
– Я еще из твоего письма поняла, что ты уже не любишь Юрия, – вздохнула Эжени. – Иначе бы так легко не уступила его этой Калерии. Но ведь и Щегловитова ты не любишь, хоть он хорош собой, и знатен, и любезен. И опять Призванов тебе мешает.
– Призванов?… – вздрогнула Софья. – При чем здесь он? Ведь он погиб, его нет! Как он может мне помешать?
– А вот так и может. Душу он твою смутил. И боюсь, что это надолго… дай Бог, чтобы не навсегда.
Софья, не желая признаться, как ее взволновали слова Эжени, тут же перевела разговор на другую тему, стала расспрашивать о делах поместья и о харьковских новостях, но была при этом рассеянна и почти не слушала ответов экономки, а скоро и пошла спать.
После всех событий суматошного дня девушка боялась, что ее ждет бессонная ночь, полная метаний и навязчивых мыслей, но, как ни странно, сон к ней пришел довольно быстро и ему не помешали даже воспоминания прежних дней, живущие в стенах спальни.
Зато пробуждение для Софьи оказалось смутным, как неясное предчувствие. А тут еще и Оксана подлила масла в огонь ее тревожных сомнений, когда, войдя утром прислуживать барышне, рассказала ей возмущенно-приглушенным голосом:
– А Варька-то, бесстыдница, вчерась как шмыгнет вечером в комнату к этому молодому барину, который с вами приехал. И долгонько там сидела. Уж не знаю, лясы точила или чем другим занималась.
– А что ж ты мне вечером об этом не сказала?
– Так я и сама только сегодня узнала от Гальки, это она за ними подглядела.
Софья, конечно, не опасалась, что Евграф и Варька занимались «чем другим», но вполне допускала, что вздорная девка могла насплетничать Щегловитову о прошлом его невесты. Это обстоятельство, а также неприглядное участие Варьки в давней истории с Призвановым заставили Софью в сердцах воскликнуть:
– Видно, такие, как Варька, не исправляются! Отошлю эту языкатую сучку подальше!
– И правильно сделаете, барышня, – согласилась Оксана. – Уж поверьте, она добра вам не желает, а любую порчу готова навести.
Закончив утренний туалет, Софья отпустила Оксану и, присев у стола, задумалась о прошлом, которое сейчас вставало перед ее мысленным взором во всех подробностях. Здесь, в этой комнате, она, девушка, уязвленная своим зависимым положением и несправедливостью общества, когда-то написала письмо Наполеону, как великому реформатору, и с этого неотправленного письма начались многие беды в ее жизни… Впрочем, только ли беды? Ведь вместе с бедами незаметно подкралась и любовь – такая странная, порой похожая на ненависть, изгоняемая, истребляемая, но все равно неодолимая, опалившая душу огнем…
Здесь, в этой комнате, она впервые была близка с Даниилом, хотя и против своей воли. Тогда она возненавидела эту близость, как постыдную и лишившую ее счастья. Но так много изменилось с тех пор, так безнадежно тоскует ее сердце по человеку, которого когда-то она готова была убить!.. Да что теперь вздыхать о прошлом, о невозвратном, надо жить настоящим и приноравливаться к нынешним обстоятельствам.
Но Софья чувствовала, что никакие здравые рассуждения сейчас не могут ее успокоить. Почему-то страшно разболелась голова. Чтобы хоть немного отвлечься, девушка принялась перебирать бумаги в секретере и старые вещи в комоде. Кажется, здесь все оставалось на своих местах, как до ее отъезда. В нижнем ящике комода Софья случайно раскрыла коробку, где хранились всякие мелочи, и обнаружила среди пуговиц и обрывков тесьмы серый кольцеобразный камушек на тонком шнурке – подарок лесной отшельницы Акулины, о которой Софья давно и думать забыла. Девушка с самого начала скептически отнеслась к этому невзрачному талисману, призванному сверкать и теплеть при встрече с суженым, а теперь вдруг рука ее сама потянулась к камушку. И едва Софья надела на шею странный медальон, как головная боль, с утра сжимавшая ей виски железным обручем, вдруг мгновенно отступила. «Что за чудеса?… – прошептала девушка. – Как будто камень и вправду волшебный… Или, может, мой суженый близко? Неужели это Евграф?…»
Она встала перед зеркалом и спрятала камушек под платье, которое было с неглубоким вырезом, а сверху повязала изящный шейный платок. Потом окликнула Оксану и спросила, живет ли еще в лесу знахарка-колдунья Акулина.
– Нет, барышня, давно уже ее в окрестностях не видно. Одни говорят, что вернулась она на Лысую гору, потому как все ведьмы оттуда родом. А по другим слухам, она родилась ближе к югу, возле Каменной Могилы, туда и ушла. А там тоже место колдовское.
– Да… что-то тут не без чего-то, – пробормотала про себя Софья, а вслух осведомилась: – Господин Щегловитов уже встал?
– Гость ваш? Да, они сейчас в столовой с Евгенией Семеновной беседуют.
Софья немного удивилась, что Евграф, которого она считала сибаритом, так рано проснулся, и пошла в столовую, ощущая невольный трепет при мысли, что талисман сейчас может засверкать.
