Карен Рэнни - Превыше всего
Занятие постепенно увлекало ее все больше и больше. Она почти забыла о графе, и ей начало казаться, что она вникает в дела собственного огромного хозяйства. Суммы, заносимые в бухгалтерскую книгу, намного превышали самые большие доходы Донегана. Огромные суммы и разнообразные товары финансовой империи Монкрифов вызывали интерес Кэтрин. Из Лидса перевозился в Портсмут угольный шлак. Из Глазго поступило сообщение о закупке огромного количества алкогольных напитков. Нескончаемым потоком шли данные об одежде, поступавшей на склады в пригородах Лондона. Если к этим данным добавить данные о хлопковой ткани, хранящейся на складах, то получалось, что можно одеть все население Англии. Были и совсем удивившие Кэтрин заказы. Например, зачем-то было выписано множество книг и грифельных досок.
Когда Фрэдди встал и впустил в кабинет принесшую чай горничную, Кэтрин воспользовалась возникшим перерывом, чтобы удовлетворить свое любопытство.
— Скажи, зачем делаются некоторые покупки? Они, честно говоря, кажутся мне странными.
— Что же в наших заказах тебе показалось странным? — спросил он, улыбнувшись почти незнакомой ей довольной улыбкой.
— Грифельные доски и мел, например. Бумага и книги.
Несколько секунд граф удивленно молчал, будто сомневаясь, правильно ли он понял вопрос.
— Сообщения с какой фабрики ты просматриваешь? — спросил он наконец и заглянул через ее плечо в бумагу, лежащую перед ней. — А, с линкольнширской! Полагаю, что это для новой школы.
Кэтрин ощутила в ответе легкую растерянность, которую едва можно было заметить. Она бы не обратила на нее никакого внимания, если бы не была так заинтересована его ответом. Похоже, Фрэдди никогда не перестанет удивлять ее.
— Для школы? — недоуменно улыбнулась она. Для нее его слова звучали примерно так же, как заявление сатаны о том, что он является собственником части рая. — Тебе принадлежит школа?
— Не мне. Поселку. Это совместная собственность рабочих и фабрики.
— А кто хозяин фабрики?
— Я. — Он улыбнулся и стал неожиданно похож на своевольного, но очаровательного мальчишку.
— Значит, у тебя есть школа?
— И не одна, коль уж ты хочешь знать об этом. Я думаю, их около тридцати.
— Но зачем?
— Зачем школы или с какой стати такой беспутный развратник, как я, проявляет интерес к образованию?
Кэтрин никогда не говорила ему подобные слова, хотя, возможно, и стоило бы. Она нахмурилась и вопросительно посмотрела в глаза мужу.
— Извини, — улыбнулся Фрэдди. — Я просто хотел узнать, действительно ли тебя это интересует или ты задала вопрос из обычной вежливости?
Кэтрин вдруг подумала, что они уже давно не задают друг другу просто вежливые вопросы. И если бы они их задавали, возможно, и жить им было бы легче? «Доброе утро, милорд, как ты себя чувствуешь?» — «Прекрасно, а ты, дорогая?» Беззлобные и даже скучные вопросы о чае или тостах, поданных к столу. Хотя им никогда не было скучно друг с другом. Они всегда вспыхивали то страстью, то гневом. Даже сейчас, когда они разговаривали спокойно и вежливо, когда за окном был ясный, солнечный день и ничто не нарушало покой и уют кабинета, искры тех вспышек все еще тлели в них. Они были глубоко спрятаны в тайники души, но ждали своего часа, чтобы рвануться навстречу друг другу языками страстного пламени.
— Мне это очень интересно, — честно сказала Кэтрин. Несмотря на искренность тона, Фрэдди все-таки подумал, что она притворяется. Он был уверен, что такие подробности уж точно не могут заинтересовать женщину. Но жена продолжала удивлять его. Кэтрин налила чай в свою чашку, уселась за свой столик и приготовилась внимательно слушать. В глазах ее светился неподдельный интерес. Забытая шаль осталась на другом стуле. Почти семейная идиллия. Но, к сожалению, это только временное затишье.
— Первые фабрики представляли собой огромные бараки с примитивным оборудованием. Когда мы научились использовать пар, машины на фабриках становились все более и более совершенными. Но в связи с этим возникли проблемы. Понадобились квалифицированные рабочие. Мы ощутили нехватку людей, которые могли бы осваивать новое оборудование и учить работать других.
— Значит, вы создавали эти школы, чтобы обучать рабочих работать на новых машинах?
— Сначала — да. Но человек не может изучать письменные инструкции, если он не умеет читать. Не может он и подсчитывать количество изготовленной продукции за день, если не обладает определенными познаниями в арифметике. Тогда в школы начали принимать детей и давать им начальное образование.
— А теперь вы пожинаете неплохой урожай, получая хороших рабочих для ваших машин? — В голосе Кэтрин ощущалось раздражение. — Ты считаешь справедливым использовать детский труд?
Воинственное обвинение жены вызвало у Фрэдди легкую улыбку. Неужели она не понимает, что то, чем она сейчас пользуется, тоже является результатом эксплуатации тех же детей? Правда, она наслаждается всеми этими удобствами не слишком долго.
— Я не буду оправдываться, Кэтрин, — сказал граф странным тоном, в котором угадывалась боль. — Возможно, я все-таки не такой злодей, как некоторые владельцы фабрик, использующие труд очень маленьких детей.
Фрэдди знал, что некоторые фабрики принимают на работу малышей, которые едва начали доставать руками до нитей ткацких станков. Никто не думает об их здоровье, управляющие отвечают только за количество произведенной ткани. О детях-рабочих вспоминают, когда происходит очередной несчастный случай. Как ни печально, но он сам задумался впервые над этой проблемой, когда на одной из его фабрик погиб мальчик. Его фабрики ничем не отличались от остальных. Но после этого трагического случая Фрэдди понял, что необходимо изменить существующее положение. Он ввел на своих фабриках запрет на использование труда малолетних детей и ограничил продолжительность рабочего дня для подростков. К сожалению, желающих последовать его примеру среди фабрикантов почти не нашлось.
Граф недоуменно пожал плечами, не зная, как объяснить все это Кэтрин. Вот уже несколько лет он старается провести через парламент фабричное законодательство, в котором бы содержались правила, введенные на его предприятиях. Но сможет ли она понять это? Фрэдди очень не хотелось спугнуть интерес, который неожиданно проявила жена к его делам.
— Детский труд так же отвратителен, как и рабство, — начал он. — Люди должны трудиться добровольно. В свободном обществе каждый должен сам решать, чем ему заниматься. Тогда он и работать будет лучше. Времена рабов и крепостных прошли. Но это не все понимают даже в правительстве. Люди вообще не любят перемен, даже если они необходимы.
