Карен Рэнни - Пока мы не встретились

Карен Рэнни

Пока мы не встретились

Пролог

Квебек, Канада

Апрель 1761 года

«Мой дорогой!

Вчера я видела малиновку, хорошенькую маленькую птичку, в окружении воробьев и посочувствовала ей, сама не знаю почему, но затем поняла – она тоже была одна среди чужих. Конечно, малиновка с ее чудесным хохолком выглядела очень нарядно, но воробьи были вместе.

О Господи! Глупо завидовать воробьям.

Даже хлопоты с обновлением Колстин-Холла не могут отвлечь меня от мыслей о тебе. Иногда я вхожу в комнату, которую выбрала для твоей библиотеки, и пытаюсь представить тебя за работой. Я так ясно вижу, как ты сидишь за столом, вижу, как в глазах появляется раздражение оттого, что тебе помешали, вижу, как теплеет твой взгляд, когда ты замечаешь меня. Ты откладываешь перо, с улыбкой встаешь. Мне кажется, я чувствую тепло твоей ладони… О, дорогой, если бы это было правдой.

Я так о тебе беспокоюсь. В сердце Северной Америки зимы суровы. Я лежу в спальне, слушаю завывания бури и думаю о том, каким опасностям ты подвергаешься в этой дикой, бескрайней стране. Я раздобыла карту и теперь часто ее разглядываю, пытаясь представить тебя среди этих чужих просторов.

Но хватит жаловаться. Викарий призывает меня к мужеству и терпению, я подчиняюсь, но должна признаться, что каждый вечер благодарю Создателя, что еще один день канул в Лету, и твое возвращение приблизилось.

Сегодня викарий снова был здесь. Пожалуй, он навещает меня с излишним усердием. Викарий все время напоминает, что следует молиться о твоей безопасности, а потому, дорогой, я целый день только и делаю, что обращаюсь к Владыке небесному с просьбами оберегать тебя, даже когда занимаюсь делами. Мне кажется, я молюсь даже во сне, ведь, проснувшись, я на мгновение представляю, что ты рядом.

Кругом только и делают, что говорят о войне, и я разрываюсь между желанием узнать больше и совсем ничего не слышать – тогда бы я могла обманывать себя, что ты в Эдинбурге или гостишь у родственников. Но я тут же вспоминаю, как чудесно ты выглядел в военной форме, как нетерпеливо стремился в полк.

Дорогой, береги себя ради меня! Я запрещаю тебе любое геройство! Всегда помни, что главное для тебя – вернуться домой, ко мне, вернуться живым и невредимым.

Твоя преданная жена

Кэтрин».

Монкриф аккуратно сложил письмо и поместил его в стопку других, потом стал собирать вещи: сунул свернутое одеяло в сундук капитана Гарри Дуннана и с грустью подумал о том, как мало вещей он может отослать вдове капитана. Взял мундир, завернул в него трубку и положил на самое дно сундука. Гарри редко ее курил, и то не ради табачного дыма, а чтобы согреть руки. Затем в сундук отправилось несколько индейских безделушек. Потом томик стихов, который Гарри забрал у мертвого француза. Кисточку и другие бритвенные принадлежности Монкриф обмотал рубашкой и засунул в самый угол.

Взглянув на стопку писем, он вдруг задумался – стоит ли возвращать их вдове? Конечно, они по праву принадлежат Дуннану, но именно Монкриф сберег эти письма. Минуту, подумав, он оставил их на кровати.

Супруга Гарри прислала мужу наволочку, чудесно расшитую розами и ветками чертополоха – эмблемой Шотландии. Монкриф провел ладонью по изящной вышивке и положил наволочку на стопку остальных вещей. Потом настала очередь шотландского меча, кинжала, алой куртки, туники и черных панталон. В военной форме капитана Дуннана положили в гроб.

Да, не слишком много сувениров, чтобы смягчить горе вдовы.

Монкриф захлопнул крышку сундука, запер замок и положил ключ на стол рядом с чистым листом бумаги и заточенным пером.

Ему предстояло написать еще одно письмо. Последнее. Сколько раз Монкриф говорил себе эти слова – последнее письмо? Однако обстоятельства сложились так, что теперь его переписка с Кэтрин Дуннан действительно прекращается.

Больше года назад он получил письмо от жены капитана Дуннана. Женщина спрашивала о здоровье мужа. Она не получала от Гарри известий со дня его отъезда из Шотландии и очень тревожилась.

Монкриф, как командир полка, старался следить, чтобы его подчиненные писали родным – дело не слишком приятное и к тому же нелегкое.

– Дуннан, вы должны радоваться, что у вас есть близкий человек, которому можно написать, – говорил он капитану. Отец самого Монкрифа испытывал отвращение к письмам, а брат утверждал, что у него нет на них времени. Когда-то Монкрифу писала одна женщина, и писала охотно, но потом ожидание ей прискучило, и она уступила льстивым ухаживаниям другого.

Гарри, растянувшийся на кровати прямо в пыльной после дневных учений форме, лишь ухмыльнулся, затем потянулся к сундуку, вытащил оттуда непрочитанное письмо и перебросил его Монкрифу.

– Держите, полковник, и пишите ей сами. От общения с дорогой женушкой у меня челюсти сводит от скуки. Я женился на ней только потому, что она – богатая наследница. Одного месяца брака мне хватило сполна. – Гарри расхохотался. – Теперь она только и думает, что о доме, который, наконец, унаследовала. Чертовски жаль, что она не получила денег раньше, чем я вступил в полк.

– Дуннан, вы, по крайней мере, обязаны ее успокоить. Напишите ей.

– Если я ей отвечу, полковник, она будет ждать следующего письма. Нет, лучше совсем не писать.

Монкриф вышел из комнаты, уже составляя в уме фразы письма к Кэтрин Дуннан.

«Дорогая мадам,

Ваш муж настоящий осел, который удовлетворяет свои низменные потребности с любой, подвернувшейся под руку женщиной. Он – картежник и, боюсь, не чурается шулерства. Он жестоко избивает своих лошадей и, на мой взгляд, ему нравится убивать. Должен сказать, что я считаю вашего мужа самым безнравственным человеком, какого я имел несчастье встретить за всю свою жизнь».

Оказавшись у себя в комнате, Монкриф заметил, что все еще сжимает в кулаке письмо миссис Дуннан. Полковник отложил его в сторону, а через пару дней письмо снова попалось ему на глаза – лежало на столе, прикрытое картой района боевых действий.

И Монкриф решился – распечатал письмо и прочел слова, которые женщина предназначала только одному человеку – своему мужу.

Первое письмо, написанное им Кэтрин Дуннан, было продиктовано жалостью и сожалением о том, что Гарри так небрежно с ней обходится. Монкриф писал о местных новостях, о том, что чувствует в разлуке с домом – он полагал, что именно эти темы избрал бы сам Гарри, будь у него желание ответить жене. Подписавшись именем Дуннана, Монкриф успокаивал себя тем, что пытается лишь ободрить миссис Дуннан – теперь она будет знать, что Гарри жив и здоров, и не станет тревожиться из-за отсутствия корреспонденции.