Жаклин Рединг - Белый рыцарь
— О, Кристиан, это так…
Кристиан ласкал губами её живот, он знал, как сделать, чтобы заставить её тело откликнуться на его ласки, подарить ей те ощущения, о которых она могла пока только догадываться. Целуя и покусывая, он соскальзывал вниз, с живота на бедро, а потом устроился между её разведёнными ногами. Приподняв ей бёдра, он притянул её к себе, и, наконец, попробовал на вкус.
Он почувствовал, как Грейс заёрзала, не зная, как отвечать на такие сокровенные ласки, но инстинкты её пока неопытного тела преодолели неуверенность, и она расслабилась. Кристиан неустанно целовал её, пробуя на вкус, дразня языком, соблазняя, подводя всё ближе к вершине наслаждения. Он ощущал, как напрягаются ноги, лежавшие на его плечах, слышал шумное дыхание, чувствовал, как она вздрагивает при каждой новой ласке, ища того, что ей до сих пор не дано было познать. Он вёл её всё выше и выше, всё дальше и дальше, пока она не закричала, а он не почувствовал, как содрогается её тело на волне освобождения.
Когда Кристиан опускал Грейс на кровать, во взгляде её читался восторг впервые познанной страсти. Он медленно заскользил вверх, мышцы его живота сжались, когда он задел её членом. Кристиан пытался сдерживать себя. Глубоко вздохнув пару раз, он медленно, нежно вошёл в неё, и вдохнул с облегчением, погрузившись полностью. Ощущение было невероятное — она так туго охватывала его, таким полным было единение их тел. Прижав её к груди, он пытался усмирить своё желание.
То ли из-за бессознательной боязни навредить ребёнку, то ли от того, что ему удалось изгнать из своей жизни демон деда, но, начиная двигаться, Кристиан полностью владел своим телом. С каждым толчком бёдер он всё глубже и глубже погружался в её тепло. Он ускорил темп, и почувствовал, как Грейс встречает его каждый удар, её пальцы впились в его руки. Он поднялся над ней, входя в неё глубоко, полностью, до конца, снова и снова, пока не ощутил, как её накрыло второй взрывной волной высшего наслаждения. И тут его собственное освобождение захватило его с такой силой, так всепоглощающе, что он прокричал что-то, не зная, что это было, изливая глубоко в её лоно своё семя.
— О боже, Грейс, я люблю тебя, — простонал он ей в шею, осыпая нежными поцелуями, чувствуя солоноватый вкус разгорячённой кожи. Тела их были по-прежнему соединены в беспорядке спутанных простынь. Позже, когда огонь почти угас, а ночь медленно начала уступать рассвету, Кристиан притянул Грейс к себе, спиной к своей груди, так, что её попка плотно прижалась к его бёдрам. Он положил одну руку ей на живот, в котором зрело их дитя, и отвёл спутанные волосы на подушку над её головой. Переплетя пальцы другой руки с её рукой, он, пока они вместе погружались в сон, вдыхал сладкий запах её шеи.
Глава 34
Следующие несколько дней прошли для Грейс и Кристиана как во сне, они переживали восторг, заново открывая друг друга. Часы бодрствования были заполнены теплом и смехом лета в Скайнигэле, а ночи они проводили в объятиях друг друга, разделяя нежные поцелуи и жаркую страсть.
Роберт и Катриона уехали на юг, в Россмори, забрав с собой часть горцев. Роберт также условился о шлюпе, который доставит некоторых из переселенцев ещё дальше на юг, кого в Маллай, кого на острова Малл[73] и Джура или до порта, откуда можно будет уже по суше добраться до Глазго. Бульшая же часть продолжит свой путь до границы Шотландии и дальше в Англию, чтобы поселиться в герцогском поместье, Девонбрук, в Ланкашире. Перед отъездом Роберт вместе с Кристианом набросал проект закона, который они хотели выдвинуть на следующей сессии палаты лордов. Понятно, что для этого Кристиану придётся вернуться в Англию, и Грейс это сознавала, однако её муж решил сначала дождаться рождения ребёнка.
Скайнигэл стал настолько важной частью их жизни, что они решили расширить замок, пристроив крыло с восточной стороны. Грейс делала общие наброски планов, а Кристиан узнавал в Эдинбурге насчёт архитектора. Ожеребилась Джо, и супруги вместе наблюдали, как новорождённый кроха чалой масти впервые встал на тоненькие ножки и под одобрительные возгласы собравшихся сделал свои первые неуверенные шаги. На закате каждого дня Грейс с Кристианом отправлялись на прогулку по берегу залива, рядом труси́л Дубар. Но больше всего Грейс ценила время, проводимое с мужем поздно ночью, уже после любовных утех, при свете огня в камине. Кристиан прижимал её к себе и обхватывал руками растущий живот, будто защищая. Временами они разговаривали до самого рассвета, вспоминая детство и мечтая о будущем — совместном будущем.
Этим утром Грейс сидела в кабинете управляющего поместьем, грея ноги на Дубаре, который пристроился под столом. Напротив Кристиан проверял список провизии для Макфи и Макги, которые через несколько часов должны были отправиться в Аллапул.
Грейс только-только успела допить чай, когда, подняв взгляд, обнаружила стоящую в дверях Элеанор.
— О, Элеанор, доброе утро! Что не заходишь?
Вид у Элеанор был необычно серьёзный:
— Я надеялась поговорить со своим братом наедине.
Посмотрев на внимательно глядящего на сестру Кристиана, Грейс поднялась:
— Конечно, конечно. Я как раз собиралась просмотреть последние из сундуков, что обнаружились на чердаке.
И, кликнув Дубара, Грейс вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь.
Высоко в южной башне была комнатка с окнами, выходящими на беспокойные воды залива. Слишком маленькая для спальни, эта комната стала вместилищем семейных реликвий, найденных Грейс, когда она перерывала замок в поисках запасов продовольствия. По мере того, как коллекция росла, комната превращалась в подобие галереи в честь предков Грейс, галереи, которая охватывала почти весь период истории Скайнигэла.
Каждому из предков было отведено своё место, где вклад его был отображён в импровизированной наглядной биографии. Вот, у двери, Ханна Макрет, юная невеста, прибывшая в Скайнигэл из долины в дни королевы Марии. Насколько миниатюрной она была, доказывали крохотные вышитые туфельки, которые она носила когда-то, с клинышками в каблуках — для увеличения роста. Поразительно, но Ханна родила и поставила на ноги одиннадцать детей и дожила до девяноста трёх лет. На память о себе она оставила тетрадь в кожаном переплёте с записями о свойствах трав и многочисленные бутылочки, в которых дамы Скайнигэла хранили сушёные лекарственные травы.
Витрина сэра Роджера Макрета, жившего в четырнадцатом веке, располагалась под окном. Он был поэтом, и его лирические стихи были нацарапаны повсюду: от пергамента до нескольких подоконников. Портрет единственного ребёнка сэра Роджера, дочери Майри, висел рядом — задумчивое лицо в обрамлении льняного чепца. Среди обитателей Скайнигэла Майри наиболее достойна упоминания, потому что всю жизнь считала своим долгом сохранить легенду о «крылатом» замке и его рождении в мифе о богине Клиодне. Поговаривали, что сама Клиодна возложила на неё эту обязанность, явившись девочке во сне, когда той было всего двенадцать лет. Как бы там ни было, следующие восемнадцать лет Майри ежевечерне ткала тончайшими золотыми и серебряными нитями картину, на ней богиня взирала сверху на своих слуг — птиц, парящих над башнями замка.
