Кэтлин Гаррингтон - Навеки твоя
Кинрат двигал бедрами в неспешном темпе, совершая размеренные толчки, пока она едва не обезумела от желания. Потом он слегка отстранился, давая ей возможность отдышаться, и снова начал наращивать напряжение.
Франсин прижалась губами к его плечу, чтобы заглушить стоны удовольствия. Опустив руку, он принялся ласкать нежные, чувствительные складки ее интимного места. Она выгнулась в поисках того пика наслаждения, которое требовало ее тело. Когда набухшая плоть задрожала вокруг его отвердевшего от возбуждения мужского естества, она подчинилась поднимающейся волне восторга и наслаждения, прокатившейся по всему ее телу.
Лахлан услышал протяжный стон оргазма и позволил наконец и себе достичь кульминации. Он содрогнулся, изливая свое семя в ее зовущую теплоту. Нахлынувшее наслаждение было похоже на боль…
Повернувшись, Кинрат лег рядом ней, обхватил рукой ее бедра и прижал к себе, пытаясь отдышаться. Когда ее сердце перестало лихорадочно биться, он слегка отстранился от нее.
Встав с кровати, горец подошел к комоду, на котором стоял таз для умывания. Взяв льняную салфетку, он намочил ее и вытер свой член. Пятнышко крови на ткани служило явным доказательством ее девственности. Прополоскав салфетку в тазу, он подошел к кровати и осторожно вытер Франсин.
Она села и посмотрела на него. В ее глазах была тревога.
— Ты должен сохранить мою тайну, Лахлан. Пообещай, что никто не узнает о том, что я была девственницей, — сказала она.
Бросив салфетку в таз с водой, граф снова подошел к кровати. Откинув одеяло, он лег рядом, взял ее за руку, притянул к себе и поцеловал в лоб.
— Я дал тебе слово и обязательно сдержу его, — ласково сказал он.
Положив голову на грудь Кинрата, Франсин слушала, как бьется его сердце — ровно и спокойно. После его слов она ощутила такое облегчение, что на глаза навернулись слезы.
— Спасибо, — прошептала она.
Они долго лежали, обнявшись и наслаждаясь тишиной и блаженным покоем. Ей даже показалось, что он заснул.
— Кто мать Анжелики? — шепотом спросил Лахлан.
— Моя сестра, — ответила она. — Она умерла от послеродовой горячки.
— Ну конечно! Теперь я понимаю, почему вы с ней так похожи, — сказал он. — Ее отцом был твой муж?
Вырвавшись из его объятий, Франсин приподнялась на локте и посмотрела на него округлившимися от ужаса глазами.
— О господи, нет! Никогда больше не говори так! — воскликнула она. — Даже не смей думать об этом!
— Тогда скажи, кто ее отец? — погладив женщину по руке, спросил Кинрат.
Он внимательно смотрел на нее в ожидании ответа, и Франсин почувствовала, как защемило сердце. Почему его так интересует, кто был отцом Анжелики?
— Сесилия никогда не упоминала его имени, — солгала она. — Ее любовник был женат, и поэтому она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал об их отношениях.
— Этот мужчина знал, что она родила от него ребенка?
— Не знаю, — ответила Франсин, пряча глаза от проницательного взора Кинрата. Она недовольно поморщилась, не понимая, почему он так настойчиво расспрашивает ее. — Не понимаю, зачем ворошить прошлое?
Кинрат задумался, приподняв одну бровь.
— Я так понимаю, что ему просто не сказали об этом. Мне кажется, этот мужчина имел полное право узнать, что у него родилась дочь, — сказал он.
Чтобы прекратить допрос, Франсин попыталась освободиться из его объятий. Однако он был намного сильнее, и ему не составило никакого труда удержать ее.
— Моя сестра сказала, что у него большая семья. — Она пыталась говорить ровным, спокойным голосом, не желая, чтобы он догадался, что этот разговор ей очень неприятен. — Сесилия не хотела причинять боль его жене и детям. Я не понимаю, какая теперь разница? Ведь все это дела давно минувших дней.
Кинрат задумчиво накручивал прядь ее волос на свой палец.
— Даже если бы у ее любовника было десять детей от законной жены, этому парню все равно нужно было сообщить о рождении Анжелики, — сказал он. — И даже сейчас, по прошествии стольких лет, еще не поздно рассказать ему о том, что у него есть дочь.
— Боюсь, мы уже ничего не можем сделать, — заявила Франсин.
— Почему?
— Потому что Сесилия скрывала имя своего любовника. Эту тайну она унесла с собой в могилу.
Внимательно посмотрев на Франсин, словно пытаясь понять, говорит она правду или лжет, Кинрат спросил:
— И ты даже не догадываешься, кто он?
— Не имею ни малейшего понятия. — Ее глаза стали мокрыми от слез, и она уже ничего не видела. — Матиас любил Анжелику, как родную дочь, — сказала она дрожащим голосом. — Она считает его своим отцом. Неужели ты хочешь, чтобы у меня забрали мою девочку и отдали чужому человеку?
Сжав ладонями лицо Франсин, Лахлан осторожно вытер пальцами ее слезы.
— Дорогая моя, я сохраню твою тайну, — сказал он. — Но я хочу, чтобы ты поклялась, что не знаешь, кто отец Анжелики.
— Клянусь, — ответила она, и ее выразительные глаза потеплели от облегчения. — Если хочешь, я могу даже поклясться на Библии.
«Интересно, какие еще тайны она скрывает?» — подумал он, разглядывая ее красивое нежное лицо.
— И чтобы больше между нами не было никаких секретов, — сказал он.
— О, клянусь, больше никаких секретов.
Лахлан поднял Франсин и посадил к себе на живот, заставив ее обхватить ногами его голые бедра.
— Сделай так, чтобы я вошел в тебя, — прошептал он и, слегка приподняв ее, медленно опустил прямо на свой твердый и длинный, как копье, член. Обхватив руками ее груди, он принялся ласкать их. — На этот раз я разрешу тебе задавать темп, любимая.
Опустив глаза, Франсин посмотрела на Кинрата и едва не задохнулась от восторга: это ощущение полного лона было неописуемым. Она задвигалась осторожно, задыхаясь от удовольствия.
— Делай то, что тебе нравится, — посоветовал ей он.
— А тебе так будет приятно? — спросила она, неспешно покачиваясь на его возбужденной плоти.
— Каждое твое движение, любимая, доставляет мне удовольствие.
Франсин запустила пальцы в ковер рыжих волос на его груди, поглаживая его плоские соски. Лаская мужчину, она чувствовала, как его член все глубже и глубже проникает в ее лоно. «О-о-о!» — радостно выдохнула Франсин. Она гладила широкие плечи, мускулистые руки — изучала мужское тело так же, как он изучал ее тело. Она немного побаивалась, что его обнаженная мужественность ошеломит и сокрушит ее.
Она наклонилась над ним, и ее волосы закрыли их тела, словно занавес.
— Что написано на твоей руке? — шепотом спросила она, двигаясь верх и вниз в одном ритме.
Улыбнувшись, Кинрат сжал ее сосок, слегка оттянув его.
