Элизабет Лоуэлл - Очарованная
— Караульный может нас застать, — произнес он, склонившись к ее лицу.
— Караульный?
— Да.
Ариана обернулась посмотреть, близко ли часовой. От ее резкого движения у Саймона захватило дух.
— Он уже идет, — прошептала Ариана, вновь поворачиваясь к нему.
— Тогда у нас есть выбор.
— Какой?
— Я спущу тебя на землю, и мы успеем привести нашу одежду в порядок, пока он нас не заметил.
— Он очень близко.
— Я вижу, — усмехнулся Саймон. — Держись за меня крепче, соловушка.
Не успела Ариана спросить его, что он имеет в виду, как Саймон стал спускаться вниз по винтовой лестнице. Его движение исторгло из нее прерывистый, низкий стон. Она крепко обвилась вокруг него, напрягая каждый мускул своего тела.
Когда спиральная лестница скрыла их от глаз часового, Саймон остановился.
— Теперь ты можешь идти сама, — произнес он.
Но Ариана покачала головой и только крепче обняла его.
Под плащом Саймон нежно погладил рукой гладкие лепестки, туго сомкнувшиеся вокруг его плоти.
Глаза Арианы расширились. Она задохнулась от волны наслаждения, пробежавшей по ее телу. Ее дыхание превратилось в стон. Страстное томление ее тела омыло густым теплом плоть Саймона.
— Ты восхитительна, — хрипло произнес он. — Я мог бы взять тебя прямо здесь, прямо сейчас, на виду у всего замка. Ведь ты позволила бы мне это? Клянусь Богом, ты бы умоляла меня об этом!
— Саймон, — прерывисто зашептала Ариана, — что ты со мной делаешь?
— Тебе больно?
— Нет, но… о, Саймон!
Ее слова замерли в тишине, когда сладостная молния удовольствия пронзила ее тело. Саймон продолжал медленно ласкать ее, глядя ей в лицо, улыбаясь ей, когда она истекла. Она мягко содрогнулась, и он слегка приподнял ее, потом снова прижал ее колени к своим бедрам.
— Держись за меня, — сказал он.
Ариана повиновалась, и Саймон едва удержался от стона, когда ее нежная пьянящая плоть вновь коснулась его возбужденного тела, воспламеняя его кровь.
Он быстро спустился по ступеням и прошел через зал к спальне Арианы. Дверь в ее комнату все еще была открыта. Саймон шагнул в нее и захлопнул за собой ударом ноги. Пламя светильника заколебалось от сквозняка, огонь в очаге превратился в горстку серебристой золы.
— Да здесь так же холодно, как и там, наверху, — произнес он. — Но мне все равно. Меня согреет только твой огонь — тот, что горит меж твоих бедер. Расстегни мой плащ, соловушка.
Пока Ариана сражалась с большой серебряной пряжкой, скреплявшей его плащ на левом плече, Саймон скользнул ртом по ее рукам, слегка покусывая их, целуя, лаская языком ее пальцы, обещая ей еще большее наслаждение.
Дыхание Арианы стало учащенным, руки ее задрожали, едва она взглянула в глаза Саймона и прочла в них горячий огонь желания.
— Ты боишься? — тихо спросил он, зная ответ, но желая услышать его из ее уст.
— Нет. Просто ты… смутил меня, — выдохнула она.
Саймон загадочно улыбнулся.
— Вот и все, — произнесла Ариана, расстегнув наконец его плащ.
— Нет, моя госпожа. Все только начинается.
Саймон бросил плащ на постель. Его белая меховая изнанка мерцала в неясном свете, как серебро. Саймон осторожно опустил Ариану на середину плаща и откинул назад ее волосы.
Лиф ее платья был полностью расшнурован, грудь обнажена, юбки приподняты выше талии. Ее женственность предстала глазам Саймона во всей неприкрытой прелести. Он смотрел на нее напряженным, горячим взглядом, и Ариана зарделась от смущения.
Но в следующее мгновение она забыла о своей наготе, ибо и Саймон тоже был полуголым, и его затвердевшая плоть гордо восстала. Улыбнувшись так, как улыбались все женщины еще со времен Евы, Ариана потянулась к Саймону и ласково прикоснулась кончиками пальцев к его телу.
В ответ Саймон подарил ей горячую мужскую улыбку. Он нетерпеливо снял с пояса меч и отложил его в сторону, пока тонкие пальчики Арианы ласкали его плоть, возбуждая его.
— Ты прекрасен, мой господин! — прошептала Ариана.
Ее слова зажгли пожар в его теле, под ее пальцами его плоть еще больше напряглась. Саймон вздрогнул, почувствовав бешеный ток крови, наполняющий его сознанием собственной силы.
— Ты околдовала меня, — хрипло произнес он. — Ни одна женщина не возбуждала меня так, как ты. Я только что взял тебя, и я готов сделать это снова, не медля ни минуты.
— Я твоя!
Саймон застонал, пытаясь укротить страсть, раздирающую его тело сладостными когтями. Когда его дыхание восстановилось, он склонился к ней и провел рукой от ее лодыжек к треугольнику между ее бедрами.
Ариана задохнулась, глядя ему в лицо.
— Саймон!
— Позволь мне, моя госпожа.
Ариана медленно раздвинула ноги, облегчая путь его нежным прикосновениям. Он опустился на колени подле ее ног и нежно раздвинул пальцами ее горячие, чувствительные лепестки. Ее дыхание прервалось, и он снова ощутил источаемую ею росу.
— В тебе горит страсть! О таком огне я даже не мечтал, — прошептал Саймон. — Наяву ты горячее, чем в моих снах.
Саймон резко вдохнул ее запах — казалось, самый воздух был напоен ее страстью, возбуждая его еще сильнее.
— Ты ничего не оставляешь себе, — хрипло прошептал он, — ничего не скрываешь от меня, отдаешь все, что имеешь.
Саймон чувствовал, как неумолимо тают последние остатки его сдержанности, но ему уже было все равно. Ариана дрожала в его руках, дыхание ее прерывалось стонами наслаждения, тело горячо трепетало под его ласками. У Саймона не оставалось никаких сомнений в том, что он не одинок среди чувственной бури. И он не мог больше противиться яростному напору желания, сжигавшего его заживо.
— В другой раз, — произнес Саймон, в то время как его руки скользнули ей под колени, — в другой раз я медленно раздену тебя и возьму твое тело, пробудившееся к ласкам, так, как я мечтал, как я всегда хотел тебя взять.
Саймон ласкал ее ноги, тихонько раздвигая их еще больше.
Глаза Арианы широко распахнулись, когда руки Саймона приподняли ее ноги осторожным, сильным движением, полностью раскрывая ее.
— Я должен взять тебя. Прямо сейчас, — сказал Саймон.
Он вошел в нее, заполняя своим телом ее пустоту.
У Арианы перехватило дыхание, когда пламя наслаждения расцвело у нее внутри, как цветок под лучами солнца. Ее переполняло столь совершенное соединение их тел. Имя Саймона не переставая срывалось с ее губ — отголосок наслаждения, разрывавшего ее тело.
— Соловушка, дикая моя пташка, что было в прошлом, теперь не имеет никакого значения. Для меня существует только настоящее. Ты горишь для меня — вот правда, которая мне известна. Ни одна женщина не отдавалась мне с такой страстью.
