Анн Голон - Искушение Анжелики
Еще никогда в жизни Анжелика не была столь смущена и старалась правильно подбирать слова, чтобы проскользнуть между Сциллой и Харибдой. И вдруг, по еле заметному движению губ отца де Вернона, по легкому блеску в его глазах и пробежавшему по его лицу выражению, она угадала, что того разбирает смех.
И действительно, с самого начала беседы с ней он не переставал смеяться. Он смеялся про себя, забавляясь ее словами и заставляя говорить все эти глупости.
— Вы что, смеетесь надо мной? — воскликнула она.
— Увы, это так!..
И он откровенно расхохотался. Потом посмотрел на нее с иронией и живым участием. Впервые она прочла в его суровом взгляде искру человеческого чувства. Ей показалось, что он относится к ней с дружеским сочувствием.
По-видимому, можно было надеяться, что за те три дня, что он провел с ней в лодке, в компании медведя и негритенка, он разгадал ее. И не считает, что она — ведьма. Она прочла это в его глазах.
— Позвольте мне покинуть вас, Мэуин, — проговорила она с чувством, испытывая к нему порыв благодарности.
Взгляд монаха мгновенно угас под длинными ресницами, и лицо его вновь обрело обычное высокомерное выражение.
— Ну, конечно… Вы можете удалиться, сударыня, кто же вам может помешать?.. Насколько я понимаю, вы не моя пленница… Вы всего лишь пленница Пиксарета…
Глава 11
Вечером Голдсборо выглядел настоящим небольшим городком. Таким видела его издали Анжелика сквозь мелкую сетку дождя, с освещенными окнами домов вокруг порта, вдоль берега и на склонах холмов.
Они плыли по темным волнам, в которых весело отражались светлые, желтоватые огни фонарей и свечек, и красное пламя костров, разведенных вместо маяков в тех местах, где много опасных подводных камней.
Акадиец, правивший лодкой, сказал, что причалит с западной стороны. Он хотел тотчас же вернуться на Пентагует. Отец де Верной предоставил им свою лодку для этой восхитительной прогулки — возвращения. Как только Анжелика и опекаемые ею англичане, вместе с негритенком и медведем, высадятся на полуострове Голдсборо, моряк должен был немедленно вернуться обратно.
С наслаждением и радостью вдыхала Анжелика запахи земли и человеческого жилья, доносимые бризом.
— Я найду тебя в Голдсборо, — обещал ей Пиксарет перед ее отплытием из Пентагуета. — Не забывай, что ты — моя пленница, и я должен получить за тебя выкуп у твоего супруга.
Кстати, что касается всего остального, то он, по каким-то причинам вел себя весьма либерально, и дал ей возможность уплыть, торжественно благословив ее.
И не только в переносном, но и в самом прямом смысле, так как великий сагомор, якобы наделенный неземной властью, любил произносить высокопарные речи, и, подражая «Черным Сутанам», покровительственно осенять людей широким крестным знамением.
Под вечер туман рассеялся, и они могли плыть под парусом. Отец де Верной и барон де Сен-Кастин проводили их до лодки. Монах оставил при себе светловолосого Нильса Аббиала, мальчика, служившего ему юнгой; он подобрал этого сироту на берегу Нью-Йорка. Никто не знал, был ли мальчик ирландцем, англичанином или шведом. В любом случае, он будет крещен в католическую веру.
В последнюю минуту в лодку погрузили большой сундук, в который барон де Сен-Кастин побросал часть своего урожая скальпов англичан.
— Мессир де Пейрак говорил мне, что собирается в Квебек, — сказал он Анжелике, — и я хочу просить его о любезности передать от меня этот подарок господину губернатору. Думаю, это произведет хорошее впечатление, и меня не будут больше обвинять в высоких кругах в том, что я недостаточно активно воюю с англичанами.
Был погружен также бочонок с арманьяком, подарок капитана басков Эрнани д'Астигуерра. Акадский моряк взялся за руль, а Сэмми, который в течение нескольких предыдущих дней успел освоить ремесло юнги, помогал ему справиться с парусом.
И вскоре жемчужная пелена дождя скрыла от них очертания деревьев и стоящую на пустынном берегу, в глубине американского леса, высокую фигуру человека в черном одеянии, человека, назвавшегося Джеком Мэуином.
Глава 12
В который уже раз, со вчерашнего вечера, Жоффрей де Пейрак и так, и эдак прокручивал в уме ужасное разоблачение.
Всю эту ночь он просидел неподвижно за своим столом, положив голову на руки и закрыв глаза.
Всю ночь звучал в его ушах насмешливый и грубый голос швейцарского наемника.
«Ее имя?.. Не знаю. Но, лаская ее, он называл ее Анжеликой!.. Анжеликой!..»
И каждый раз одна и та же нестерпимая боль пронизывала Жоффрея.
А потом, слова Жана, многое объясняющие. Если вообще можно говорить о какой-то ясности в этих кознях, в этом внезапном превращении любимого им лица в какую-то отвратительную маску.
«Они целовались, как вновь обретшие друг друга любовники…»
Не здесь ли отгадка? Объяснение невероятной измены? Прежний любовник! Человек из прошлого, из тех времен, о которых она теперь, наверное, сожалеет. Тогда она была свободной, жизнь ее была легкой, любой каприз ее совершенного тела тут же получал полное удовлетворение, и ей не надо было страшиться гнева ревнивого мужа.
Теперь он мог представить себе, как, по-видимому, все произошло. Этот незнакомец, человек из ее прошлого, услышал имя Анжелики, узнал, что она здесь, направил ей послание в Хоуснок, и она, воспользовавшись отсутствием Пейрака, и под предлогом поездки в английскую деревню, помчалась к нему. Затем один из людей того, «другого», прислал ему, супругу, находившемуся на Кеннебеке, ложное сообщение, чтобы дольше и вернее продлить его отсутствие…
Нет… Все это как-то не согласовывалось. Все не так… И он представил себе Анжелику такой, какой она была в тот последний их вечер в Вапассу, когда, подняв голову, она вслушивалась в призывный вой волков, и последний отблеск полярного сияния румянцем падал на ее щеки. Глаза ее блестели, и этот ее мечтательной, глубокий, словно зачарованный взгляд вызвал в нем огромный прилив любви, так как он читал в этом взгляде, что эта единственная, ни на одну другую не похожая женщина всецело принадлежит ему одному.
Какая наивность и самонадеянность! Дурак, и еще раз дурак! Как же он не понял, насколько она развратна, опытна, как отлично владеет магией женских чар, как ловко пользуется тем, что не похожа на других, чтобы спокойнее позволять себе, когда захочется, быть такой же, как все они: неверной, лживой, бесчестной изменницей… Для этих тварей нет ничего святого… Сиюминутное желание важнее всего прочего, а раны, нанесенные сейчас, потом всегда можно будет загладить улыбкой, ласковым взором… Влюбленного так легко укротить, и ему так хочется верить всему тому, что говорит красивый ротик: она его любит, она всегда любила только его! Да-да, несмотря ни на что, несмотря на измену…
