Анн Голон - Искушение Анжелики
— Да, но…
— И мне удалось договориться с вождем Пиксаретом, вашим великим крестником.
Иезуит нахмурил брови. По-видимому, именно это казалось ему самым невероятным во всей этой истории.
— Как вы считаете, мадам, почему отец д'Оржеваль стремился захватить вас, чтобы отправить в Канаду?
— Вы это знаете так же хорошо, как и я…
— Извините, но я уехал отсюда давно, несколько месяцев тому назад, и мне трудно было связываться с моим наставником. Я подвергался опасности, находясь среди англичан. Если бы они догадались о моей миссии, о том, что я являюсь шпионом Святого престола и короля Франции, они бы расправились со мной. Я уехал, как только вы прибыли в Голдсборо…
— Да, наш приезд в Голдсборо был для вас помехой, и вы враждебно отнеслись к нам из-за нашего богатства, необычного для этих мест. Чтобы дискредитировать моего мужа и вызвать к нему фанатическую ненависть жителей Новой Франции, не было лучшего способа, как объявить, что его жена — ведьма,
— сказала Анжелика с горечью в голосе.
— И я уверена, что вы знаете обо всем этом… Ведь одержимая монахиня дала описание берегов, которое может быть применено к любой части материка, но при желании и злом умысле может быть признано именно как Голдсборо… Ведь даже лошадей, которых мы привезли с собой, она описала как мифических единорогов, на которых гарцевала ведьма. И когда я явилась верхом, сходство с предсказанием было так велико, что все жители попадали в страхе на колени. А ведь все это — результат совпадений…
— Да, — задумчиво промолвил иезуит, — когда дьявольщина приходит в движение, довольно часто совпадения играют на руку силам Зла. И само время приостанавливается.
— Причем тут силы Зла? — воскликнула Анжелика. — И почему именно меня вы считаете ведьмой? Есть же в Акадии и другие женщины, на которых вы могли бы остановить свой выбор. Не вы ли, Сен-Кастин, говорили мне о некоей красотке Марселине, что живет в глухом уголке Французского залива и ведет разгульный образ жизни?
Барон расхохотался.
— О нет, только не она. Это было бы слишком смешно. Она только и может, что делать детишек с каждым встречным-поперечным, да вскрывать устрицы быстрее других женщин в округе. Говорят, что она успевает вставить нож в раковину и разделить створки до того, как предыдущая ракушка, опорожненная и выброшенная, упадет на пол.., поистине жонглерша, это уж точно…
— Почему в этой ловкости не усматриваете вы ничего колдовского? — спросила, смеясь, Анжелика. — Ответьте, отец мой!
Но Джек Мэуин остался невозмутимым и не поддался легкомысленному настроению, когда речь шла о столь важных вещах. Казалось, он задумался на минутку над сделанным предположением, затем покачал отрицательно головой.
— Марселина Реймондо?.. Нет, у нее ум короток.
— А по-вашему, ведьма должна быть умной?
— Конечно! Вы подумайте сами. После Бога, у кого ум самый большой? Конечно у Люцифера, властителя всех демонов.
Признано, ибо неоднократно наблюдалось, что, когда злой дух воплощается в теле женщины, ему очень трудно скрыть свой ум в течение человеческой жизни. И именно по этому признаку, столь несвойственному женщине, иногда можно его разоблачить.
Не будем забывать, что наиболее влиятельные из злых духов — те, что проявляются под видом женщины:
Бегемот — звериное начало, Маммон — алчность, Аба-дон — истребление».
— Понял, — воскликнул с воодушевлением Сен-Кастин. — Вне всякого сомнения, речь идет о демуазели де Радегонде де Фержак, гувернантке детей господина де Ля Рош-Позе, в Порт-Руаяле, на полуострове. Она зла, как фурия, скупа, как ваш Маммон, и страшна, как смертный грех.
Но монах вновь отрицательно покачал головой.
— Вы ошибаетесь, дорогой мой. Этого не может быть, поскольку ее обидела природа. Быть может, женское начало злых духов, обернувшихся женщиной, иначе редко проявляется, но факт тот, что они никогда не воплощались в дурнушек.
— А как же колдуньи?
— Тут другое дело. Колдуньи — лишь люди, пошедшие на сговор с дьяволом. Тогда как злой дух, вошедший в женское тело или воплотившийся в нем при рождении, это именно демон, один из тех падших ангелов, которые последовали за Люцифером во время его низвержения в ад, при сотворении мира.
— Но обо мне вы не должны так думать, это невозможно! — вскрикнула Анжелика, заламывая руки. — Я ничего, ничего не сделала такого, чтобы мне можно было приписывать такую ужасную репутацию!
— Однако, предсказание совпадает точно. Очень красивая соблазнительница…
— Разве я такая уж красивая?
Ее отчаяние лишило вопрос всякого кокетства. Молодой де Сен-Кастин обратил к ней свою сияющую от восхищения физиономию.
— — Да, мадам, вы очень красивы. Но, несмотря на это, я не стал бы вас обвинять…
— И соблазнительница?.. — продолжала Анжелика, обращаясь к иезуиту. — Скажите вы, отец мой, ведь я провела больше трех дней в вашем обществе…
Он глянул на нее своими глазами, которые, как ртуть, то темнели, то сверкали, то вдруг становились настолько тусклыми, что в них ничего нельзя было прочесть, и задумчиво погладил подбородок.
— Соблазнительница?.. Не знаю… Но соблазнительная — это точно. Вспомните ночь на святого Жана, на Монегане…
Опасаясь, что лицо ее зальется румянцем, Анжелика перебила его:
— Ну и что! Поговорим о ночи на святого Жана… В чем вы можете меня упрекнуть? Я смеялась, пила вино, танцевала, все это так. Но вы ведь были рядом и можете подтвердить, что ничего бесчестного я не совершила. Неужели католическая церковь хочет стать такой же непримиримой к веселью, как и протестантская?.. Признаюсь, что если бы я знала, кто вы, и какова ваша миссия…
Теперь настал черед ему живо прервать ее:
— Really? note 29 Вы действительно ничего не подозревали, сударыня? Порой я опасался ваших проницательных глаз.
— Нет! О, нет!.. Не думайте так, пожалуйста. Мне приходила в голову мысль, что вы, возможно, бывший капитан пиратов, или просто разбойник… Вы сами видите, что я, увы, не проницательна, я бы, конечно, не вела себя так бурно, была бы осторожнее. Признаюсь в этом, но ни о чем не сожалею…
Она задумалась о той волшебной ночи.
— Как объяснить вам радость, охватившую меня в ту дивную июньскую ночь, после всех опасностей, которых мы избежали… Ведь в тот день смерть коснулась меня своим крылом. Вы, как никто, знаете об этом, ведь вы сами вытащили меня из моря…
Она умолкла, с трудом веря в то, что этот вот церковник, сидящий, держа руку на распятии, вытащил ее за волосы на берег, вернул к жизни, и отнес на руках к костру.
Еще никогда в жизни Анжелика не была столь смущена и старалась правильно подбирать слова, чтобы проскользнуть между Сциллой и Харибдой. И вдруг, по еле заметному движению губ отца де Вернона, по легкому блеску в его глазах и пробежавшему по его лицу выражению, она угадала, что того разбирает смех.
