Маргарет Барнс - Торжество на час
Наконец тяжелую золотую корону заменили на более легкую, и Анна отправилась к мессе, преисполненная благоговения. Затем, словно разряженную в величественные одежды куклу, ее — королеву Англии — отец под руку сопроводил на пир в Вестминстерский дворец.
Пышность церемонии, великолепие обстановки традиционного места ее проведения привели Анну в трепет. Влиятельные графы освобождали ей проход, подавали еду, наливали вино, в общем, были распорядителями на празднике в ее честь. Мэр Оксфорда поставил продукты.
Прямо в зал на лошадях, покрытых по самые щетки чепраком малинового и пурпурного цветов, въехали Саффолк и лорд Уильям Говард, ее младший дядя. Король с галереи наблюдал за происходящим. Анна знала, что он решил продемонстрировать перед иностранными послами свою любимую женщину и свое богатство. Она торжествовала победу над врагами и искренне жалела, что рядом нет Генриха, который непременно скрасил бы чересчур напыщенную церемонию присущим ему радушием и веселостью.
Когда серебряные трубы возвестили подачу первых блюд, кто-то склонился перед ней, держа в сильных красивых руках золотую чашу с благоухающей водой, и она повернулась, чтобы смочить пальцы рук, и неожиданно встретилась глазами с Томасом Уайеттом.
На какое-то мгновение растаяло пышное великолепие окружающего ее праздника, и она перенеслась в Хевер, где когда-то так прекрасно пели птицы. Вместо ощущений экзотических ароматов она вдруг почувствовала с щемящей тоской забытое благоухание свежеподстриженных тисовых деревьев и сохранившуюся сладость седых левкоев.
— Том, — выдохнула она, глаза ее были закрыты от охватившего ее головокружения.
— Обмакните пальцы, Ваше Величество, — произнес он официальным тоном, давая понять, что маленькие пронзительные глазки Тюдора внимательно за всем наблюдают.
Анна опустила в чашу пальцы, унизанные кольцами, сквозь навернувшиеся на глаза слезы она смотрела на его прекрасную склоненную в почтении голову.
— Благодарю вас, мой дорогой кузен! — так же официально ответила она.
С присущей ему грациозностью Уайетт поднялся.
— Я ничего не забыл… — прошептал он смело, когда проходил мимо нее, а затем поклонился еще раз.
Анна вдруг с отчетливой ясностью осознала, что замужество ее не имеет никакого значения, что он по-прежнему любит ее.
Пришел к концу долгий день — день, мечту о котором она пронесла через многие годы. Наутро Анну ждали турниры в ее честь, щедрые пиры, но впереди была ночь, теперь она могла спокойно уснуть и выкинуть из головы воспоминания о Хевере и взгляды, которые бросал украдкой поэт Уайетт.
— Наконец-то я стала королевой Англии, — произнесла она, устраиваясь поудобнее на кровати с пологом, поддерживаемым четырьмя столбами. Вытянула занемевшие ноги, мечтая о том, когда ее телу вернутся былая гибкость и подвижность.
Она следила за тем, как Генрих скинул отороченный мехом халат, как постоял с минуту задумавшись, — его обнаженное крепкое тело при свете свечи отливало розовым. Когда он наклонился, чтобы задуть свечу, Анна заметила, что на лице его появилось выражение полного удовлетворения.
— Для нас нет ничего важнее того, что после меня мой сын займет место короля, — торжественным голосом проговорил Генрих.
Несмотря на безмерную усталость, Анна захихикала в темноте.
— Что за причина для веселья? — спросил он, залезая к ней на высокую постель.
— Никакой, хвала Господу! — улыбнулась Анна, повернулась и оказалась в его жарких объятиях. — Только, мой простачок, ты всегда так уверен, что родится мальчик.
— Но это будет мальчик! — заверил он и распустил ее черные волосы, которые заструились между ее упругими грудями. — Теперь всему этому кошмару пришел конец, голубушка, мои сыновья умирали… Это было проклятье… Из-за того, что вначале она принадлежала Артуру…
— Прошу тебя, Господи, не дай ему ошибиться! — прошептала Анна, потому что понимала, насколько серьезно он верит в предзнаменование.
Она понимала также, что слишком многое поставлено на карту и нельзя допустить ошибки!
Глава 33
— Когда только эта старая упрямая женщина уступит? Как она не понимает, что неприлично цепляться за мужчину, которому ужасно надоела за столько лет, — ворчала Анна, глядя на дождь, наводящий уныние.
Она жила в Хэмптоне и занимала комнаты, некогда принадлежавшие королеве Екатерине. Анна и Генрих завладели замком, о котором всегда мечтали, и, как только они возвратились из Франции, рабочие начали делать там ремонт.
— Новый посол Испании Чапус, думаю, окрылил ее надеждами, — заметил Уилл Бриртон, который зашел в покои Анны, чтобы поиграть на лютне и скрасить часы уныния.
— Король слишком лоялен с Чапусом, — вздохнула Анна.
— У него нет другого выхода, — напомнил Джордж, оторвавшись от нот, которые попросил посмотреть его друг. — Не забывай, сколько лет мы жили в вечном страхе, что Испания начнет войну.
— А я слышал, как сокрушался Чапус. Когда он отправился в Бакден, король послал секретные распоряжения, в которых запрещал устраивать для Чапуса или кого-либо из его испанской свиты приемы. Послу все стало известно, — не утерпел Фрэнсис Уэстон — непревзойденный мастер подслушивать.
— Мой пасынок от Блаунт рассказывал, что Екатерина и ее придворные дамы высыпали на зубчатые стены замка, подобно гарпиям, страждущим любви, в надежде услышать серенады на родном языке и увидеть, как испанские кавалеры машут шляпами с перьями, — со злорадством заметила Анна.
— А молодой Фицрой, когда услышал за ужином этот рассказ, от смеха согнулся пополам, позабыв о надменной Мэри, кузине Говарда, которой он всегда строит глазки, — добавил Джордж.
— Но во второй раз уже не удалось провести королеву, — выпалил Бриртон.
Анна недовольно топнула ногой, собираясь выгнать всех из комнаты. Нервные срывы все чаще и чаще случались с ней.
— Неужели вам все время нужно называть ее королевой, — закричала она.
Широкоплечий красавец Бриртон молча переглянулся с Джорджем и покорно вздохнул. Он уже хотел было начать играть на лютне, но Анна подскочила к нему и поцеловала в знак примирения.
— Дорогой Уилл, простите меня! Последнее время меня все раздражает, — поспешно извинилась она. — Я знаю, причиной всему горожане: на улицах мое имя топчут в грязи, а девицы Грей без конца только и говорят, что меня никогда не примут во Франции ненавистные французские дамы.
— Но, Нэн, твое положение прочнее прежнего. Отец говорит, что дядя Томас, да и все остальные — на нашей стороне, — возразил Джордж. — Причина в том, что тебе просто завидуют все женщины.
