Маргарет Барнс - Торжество на час
Перед церковью святого Петра на зеленой лужайке ее ждал паланкин, огромные лошади были впряжены в него, и, хотя стоял майский день, по спине Анны побежали мурашки, и она задрожала. В народе в таких случаях говорят: «Кто-то прошел по твоей могиле!»
«Какое холодное и мрачное место!» — подумала Анна, с радостью покидая крепость.
Согласно традиции, в Тауэр перед коронацией помещали на одну ночь всех английских суверенов. Когда Анну проносили под темной аркой «кровавой башни» и под низкими зловещими сводами «ворот предателя», она вдруг задумалась о старшей Мэри Тюдор, которую бросили умирать в полном одиночестве в Саффолке.
«Как посмел Чарльз Брендон покинуть ее? Хорошо бы увидеть ее здесь!» Это были последние связные мысли Анны. Верховые лошади, покрытые узорчатой тканью до самых ушей, вынесли ее на свет навстречу триумфу, где томилась ожиданием разодетая в шелка и бархат толпа; повсюду виднелись гербы, переминались с ноги на ногу лошади, показалась процессия со знаменами представителей различных гильдий.
Перед взором будущей королевы расстилались богатство и власть Англии.
Анна отбросила назад копну тяжелых волос и незаметно повернула изящную шею, чтобы лучше рассмотреть, что творится сзади. Необыкновенно очаровательными выглядели Маргарэт и другие фрейлины в малиновых бархатных платьях, покачивающиеся в такт мерной поступи лошадей. В коляске ехали со зловещими лицами старая герцогиня Норфолк и Фрэнсис, дочь Саффолка. Торжественная процессия извивалась между высокими домами по улице Фенчерч — казалось, весь Сити вышел на улицу.
Повсюду бегали дети с гирляндами, пели девушки, одетые как богини, поэты читали стихи. По распоряжению лорд-мэра из фонтанов вместо питьевой воды било вино. На специальной платформе, сооруженной у собора святого Павла, собралось множество поэтов и поющих детей. Каждый балкон или окно украсили богатой драпировкой, а поперек улиц натянули полосы ткани со словами приветствий, их слегка раскачивал дующий с реки ветерок.
Все было таким ярким, возбуждающим и льстило ее самолюбию. Но через какое-то время Анна почувствовала, как у нее разболелась голова. Утро становилось жарче, толпа напирала, делалось душно. Как ни старались грумы вести аккуратнее лошадей, раскачивание паланкина вызывало у нее приступы тошноты. С огромным удовольствием она скинула бы тяжелый от драгоценных камней плащ, но он полагался королеве и, кроме того, скрывал пять месяцев ее беременности.
И хотя нанятые музыканты играли без отдыха, а из фонтанов било прекрасное вино, народ безмолвствовал. Люди стояли плечом к плечу за ограждениями, за стражей, вооруженной алебардами, потные от жары, но не снимали шляп — стояли и смотрели, как она проезжала мимо. Приветствия выкрикивали только те, кому заранее заплатили, да французские купцы, которые не скрывали своего восхищения, а также горячие сторонники новой религии.
Анна была не настолько глупа, чтобы не заметить то там, то тут поднятых горожанами орлов — символа имперской Испании. Они красовались над ее гербом — белым соколом.
— Это в ней говорит кровь торговца Болейна, — донесся до Анны пронзительный выкрик сморщенной старухи, когда она замешкалась и не знала, куда деть преподнесенный в Чипсайде мешочек с золотом, и в конце концов оставила его у себя. — Наша добрая королева Екатерина не скупилась во время коронации.
Когда шествие подошло к концу, Анна обрадовалась. Она устала до изнеможения и была уже не в состоянии воспринимать происходящее. Дни, за которые она боролась и которых так ждала, обернулись настоящей пыткой для беременной женщины.
В Уайтхолле сгорал от нетерпения Генрих, он встретил ее с распростертыми объятиями.
— Тебе понравился Сити? — прозвучал неизбежный вопрос.
Ему хотелось поскорее услышать ее мнение о приеме в Сити, так же как вчера он волновался, понравилось ли ей грандиозное представление на Темзе. Но на этот раз он не получил одобрения, Анна не прильнула к нему в порыве благодарности.
— Сити? Ничего там особенного я не заметила, — с кислым видом произнесла она, сдергивая с плеч тяжелый плащ и бросая на пол, как ненужную вещь. — Зато прекрасно разглядела шляпы на головах и услышала мало приятных речей.
Внутренняя жестокость заставила ее произнести эти несправедливые слова. Ее не волновало, что она глубоко задела Генриха, что только огромные усилия, позволяют ему сохранить спокойствие. Анна не могла даже предположить, что он буквально запугал Пикока и олдерменов, чтобы они согласились раскошелиться на ее коронацию, что проявил настойчивость и упорство, чтобы принудить знатных особ прислуживать ей. Анну занимали только две вещи — насколько грациозно она склоняла голову, пока та не разболелась, да молчание ненавистных лондонцев, никто из которых не удосужился крикнуть ей: «Да хранит вас Господь, Ваше Величество!» — как часто кричали Екатерине.
Когда придворные удалились, Генрих постарался успокоить ее, но Анна начала колотить его в грудь и выкрикивать между истерическими рыданиями:
— Почему ты не заставил их приветствовать меня?
Тогда терпение его лопнуло.
— Этого даже я не в состоянии сделать! Жители Лондона подчиняются собственным законам. А ты своей надменностью многого не достигнешь, Нэн, — холодно проговорил он и покинул ее.
На следующее утро в Троицын день архиепископ Кранмер венчал Анну на царство в старинном аббатстве. Ее тетка, герцогиня Норфолк несла шлейф, почетные граждане пяти портов поддерживали королевский балдахин, из Вестминстера прибыли монахи и хор, который исполнял хвалебные песни, вокруг томились аббаты и епископы в богато расшитых ризах. Анна восседала на узком стуле между хорами и алтарем, а архиепископ показывал и венчал ее как королеву Англии. Наконец свершилась ее несбыточная мечта. Прозвучал благодарственный молебен, и придворная знать надела головные уборы.
Усыпанная драгоценными камнями корона святого Эдварда сильно давила, и Анна не могла вникнуть в суть таинства церемонии посвящения. Она считала коронацию триумфом своего могущества, и ей было невдомек, что помимо всего прочего на нее возложили большую ответственность.
И хотя она схватывала все быстрее Генриха, в этом случае не видела, что, несмотря на свои недостатки, он взвалил на плечи неподъемный груз, что душа его разрывается на части при мысли, что он не дал Англии наследника. Ведь ни одна женщина в мире еще не носила по праву этот золотой символ власти. Только поистине великая женщина может стать настоящей королевой Англии, которая в состоянии забыть о себе, пренебречь пышностью церемоний, почувствовать соль земли страны своей. Отбросить личные привязанности, стать самой Англией, жить ради славы Англии, ощутить ее боль, наполнить все свое существо святым духом, когда провозгласят помазанником Божьим.
