Шеннон Дрейк - Среди роз
— Доброе утро, Женевьева.
— По-вашему, оно доброе?
— Женевьева, не затевай ссору! — Эдвина нахмурилась. Тристан, предложив Женевьеве руку, сказал, что им пора.
— Мы поедем в экипаже?
— Нет, нельзя, чтобы тебя растрясло.
Они быстро прошли по коридору. В длинной галерее им повстречался эрл Ноттингем. Тристан помахал ему и двинулся дальше, мимо ночных стражников, к большим воротам. Увидев, куда они направляются, Женевьева покраснела.
— Тебе нездоровится? — встревоженно спросил он.
— Нет, все хорошо.
— Ты… стыдишься своего положения?
Она вспыхнула:
— Да!
— Зря.
— Я не стану твоей женой, Тристан.
— Тогда Генрих отдаст тебя какому-нибудь безобразному старику.
— И поделом тебе!
— Но пострадаешь-то ты, а не я.
Томас, который шел следом, услышал их разговор.
— А еще у него могут оказаться жирные губы. И он будет рыгать в постели.
— Томас, не найдете ли себе другую жертву? — возмутилась Женевьева.
— Ни в коем случае! Поскольку Тристан — мой господин, у меня на это нет времени.
— Когда родится ребенок, — отозвался Тристан, — у тебя появится время, ты вернешься в Бедфорд-Хит, а мы уедем в Иденби.
— Кто это «мы»? — изобразила удивление Женевьева. — Ведь я принадлежу старому лорду с жирными губами.
— Какая горькая участь! — воскликнула Эдвина. Все рассмеялись и двинулись дальше.
Женевьева взглянула на Тристана и, охваченная желанием, заставила себя припомнить их поединки и свое поражение.
— Я не стану твоей женой, Тристан. И никакими ужинами и развлечениями ты не заставишь меня изменить решение. Клянусь, такого удовольствия я тебе не доставлю.
Он улыбнулся. Через несколько минут они подошли к живописному каменному дому. Слуга в ливрее встретил их у двери, но Женевьева не узнала ни цвет ливреи, ни герб на плече.
— Кому принадлежит этот дом? — спросила она.
— Одному из друзей короля, — уклончиво ответил Тристан и провел ее в столовую.
Женевьева помедлила у стола. С высоких потолочных балок свисали знамена, стены были украшены разнообразными гербами. Тристан подошел к ней и галантно отодвинул кресло.
— Садись, дорогая.
— Я тебе не «дорогая» и вполне могу постоять.
— Это ни к чему. Не бойся, я расположусь подальше.
Наконец все разместились за столом. Слуги в роскошных черных ливреях с бледно-зеленой отделкой прислуживали гостям. Разлили вино, подали множество блюд — от угрей до нежнейшей говядины, рыбу, дичь, редкостные фрукты. Ужин занял немало времени. Тристан, пристально наблюдавший за Женевьевой, радовался тому, что она нервничает и часто подносит к губам кубок.
Эдвина направляла беседу, Джон и Томас часто смеялись. Только Женевьева и Тристан молчали. Наконец назначенное время наступило, Тристан кивнул Джону и направился к Женевьеве, которая в этот момент говорила Эдвине, что этот дом ничуть не похож на постоялый двор или таверну. Переглянувшись е Джоном, Тристан повел Женевьеву по коридору, но не к той двери, через которую они вошли.
— Тристан, это дом короля? — спросила она. — Ты никому не заплатил за еду и услуги! А где же другие гости? И потом, ты сбился с пути. Не припомню, чтобы мы шли по этому коридору.
Тристан ввел ее в часовню епископа Саутгейта, и Женевьева сразу заподозрила неладное. Еще бы, у алтаря ждал сам епископ с двумя причетниками.
— Нет! — воскликнула Женевьева. — Нет, Тристан, этого не будет! Эдвина, нет! Это незаконно! Вы не посмеете! — И она попыталась высвободиться.
— Черт побери, Эдвина, она слишком мало пила! — С яростью прошептал Тристан.
— А что мне было делать? — возразила Эдвина. — Не могла же я напоить ее силой!
Тем временем задыхающаяся Женевьева колотила Тристана в грудь обоими кулаками.
— Женевьева, ты выйдешь за меня, даже если мне придется связать тебя и заткнуть рот.
— Тише, тише! — К ним приблизился епископ — седовласый мужчина с суровым лицом и добрыми глазами. — Детка, ты ждешь ребенка от этого человека. Король желает, чтобы вы поженились. Рассуди здраво…
Но Женевьева не слушала: она взмахнула рукой, задев плечо епископа. Тристан перехватил ее руку и извинился перед священником.
— Я подожду вас у алтаря, — сказал епископ.
— Женевьева! — взмолилась Эдвина.
— Сукин сын! — выпалила Женевьева, глядя на Тристана горящими глазами. — Ублюдок, подлец, негодяй!
Он зажал ладонью ее рот и повел к алтарю. За ними в тревожном молчании следовали Томас, Джон и Эдвина. Тристан остановился у алтаря, не выпуская из объятий Женевьеву и продолжая зажимать ей рот. Его рубашка была разорвана, волосы упали на лоб, он тяжело отдувался.
— Прошу вас, святой отец. Мы готовы.
Служба началась. Епископ явно спешил, читая молитву, предшествующую брачной церемонии. Тристан охотно принес клятву верности. Пришла очередь Женевьевы. Она ждала, едва сдерживая слезы. Тристану придется разжать ей рот, и вот тогда…
— Женевьева Левеллин… — епископ перечислил все ее титулы. — Согласны ли вы…
«Никогда! Еще чего! Повиноваться, любить и беречь? Этого не будет!»
Наконец Тристан убрал руку, и Женевьева открыла рот.
— Да я…
Ладонь Тристана вновь зажала ей рот — как в тот день, когда она пыталась позвать монахинь на помощь. Женевьева чуть не задохнулась. Она забилась, пытаясь вывернуться из кольца крепких рук, но Тристан велел епископу продолжать. Священник даже бровью не повел.
Женевьева слышала его слова как сквозь гул. Перед ее глазами поплыли черные пятна, она начала слабеть. Тристан прильнул к ее губам. Она почти не сопротивлялась. Церемония была окончена.
— Нет! — вдруг опомнилась Женевьева, но Тристан снова зажал ей рот. У нее почти не осталось сил. Она пошатнулась и поняла, что не сможет стоять без поддержки.
Тристан осторожно подвел ее к столу и указал на бумаги, в которых уже расписались свидетели.
— Я не подпишусь! — вскрикнула Женевьева, но безжалостные пальцы стиснули ей руку, вложили в пальцы перо и заставили сделать росчерк. — Это незаконно! — крикнула она, наконец оказавшись на свободе. Епископ выступил вперед:
— Миледи, все законно! Я слышал, как вы произнесли клятву. Уверяю вас, дорогая: вы вступили в самый что ни на есть законный брак.
На глаза Женевьевы навернулись слезы. Ее губы опухли, мощные руки Тристана оставили синяки на запястьях.
— Ненавижу тебя — и Эдвину, и Джона, и Томаса! Вы не имели права, вы…
Она вдруг осеклась — ей в спину будто вонзили нож, Женевьева ахнула и затихла, чувствуя, как на пол льется вода. Ребенок!.. Все уставились на нее. Она была точно в тумане.
