Лариса Шкатула - Пани колдунья
Под надуманным предлогом он попросился за столик баронета, а тот был так ошарашен визитом к Астаховым, так сбит с толку, что, услышав родную речь, принял Щербину прямо-таки с распростертыми объятиями и с места в карьер стал жаловаться ему на князя-колдуна, который позволяет себе вытворять мерзкие штуки с порядочным человеком.
Отставной драгун понял, что настал его звездный час. Прежде он не мог и мечтать о том, чтобы кто-то сообщал ему такие компрометирующие сведения об одной из самых известных личностей Петербурга.
Если прежде говорили, что Астахов — чудак, то после соответствующей работы, которую с удовольствием проделал Щербина, его стали подозревать в колдовстве. Причем в колдовстве, направленном против всех петербуржцев.
Лиза была права: для этого поручику вовсе не надо было хватать за полы проходящих мимо аристократов или врываться в их дома, достаточно было распускать подобные слухи среди тех, кто этих самых аристократов обслуживал. Мясники, хлебопеки, прочие мелкие лавочники с удовольствием подхватили ошарашивающие новости: вот, оказывается, почему Нева так часто выходит из берегов и чинит такие разрушения городу — силу воды использует в своих гнусных целях проклятый колдун!
Вот почему на город без конца обрушиваются потоки дождя и по небу ходят черные тучи, закрывая от горожан солнце, которое они и так нечасто видят — это все он, прячущийся под личиной князя Астахова дьявольский пособник!
Очень пригодились Щербине и слухи о зверски убитой жене. Несчастная женщина пострадала вовсе не из-за того, что князю изменила. Эта чистая душа попросту отказалась участвовать в его кознях и гнусных оргиях…
Если бы Астахов хоть чуточку заботился о своем авторитете в петербургском обществе, ему бы не составило труда найти человека, который столь усиленно настраивает против него весь столичный бомонд.
Но князю, потерявшему любимую женщину, было все равно, потому поручик и не получал по заслугам.
А вот самого поручика это нисколько не радовало. Он как раз надеялся на то, что князь обо всем узнает, станет искать с ним встречи, и тут-то они наконец столкнутся на узкой дорожке! Тогда поручик сможет застрелить Астахова на дуэли — стрелял Щербина превосходно — и отплатить за все унижения, которым тот его подверг.
Разочарование отставного драгуна не знало границ: этого светского льва Астахова ничто не интересовало! Даже собственная репутация.
Поручик по натуре не был склочником и даже в мошенничестве старался выглядеть достойно. Теперь же все его потуги оказались тщетными, то есть Щербина и в собственных глазах предстал мелким пакостником, а вовсе не великим мстителем. Естественно, он не мог забыть, кто в его неприятностях виноват, и страстно ненавидел своего погубителя.
«Неужели, — думал отставной драгун, — Астахов настолько неуязвим?» Даже несмотря на то, что многие слухам поверили, общаться с князем не перестали. Скорее, следуя заграничной моде, считали, что пусть он колдун и чернокнижник, но эти недостатки не умаляют ни его богатства, ни знатности старинного рода… Да и видели некий изыск в том, что и в Петербурге, как и в других европейских столицах, есть то, чем можно удивить. Пожалуй, слухи о колдовстве лишь прибавили князю известности.
Один умник даже, услышав слухи о колдовстве князя, расхохотался и пояснил присутствующим в одной из великосветских гостиных, что, не будь Астахов колдуном, такого чародея следовало бы выдумать.
— Подумайте, — говорил он, — во всех столицах мира существуют свои чудаки. О них говорят, их побаиваются, но именно они придают городу особый шарм, некую таинственность, романтизм и, если хотите, привлекают к нему внимание иностранцев.
В конце концов, не сплином же питерским их удивлять?
Но, как бы то ни было, у князя подрастала дочь.
Она уже вступила в возраст, когда могла считаться девицей на выданье, и Щербина подумал о том, что князь не может оставаться безразличным к судьбе дочери, а значит, будет и на улице поручика праздник.
По его сведениям, это было единственное существо на свете, которое Астахов любил больше собственной жизни. А значит, именно в этом он и был уязвим.
Если бы наш мститель знал то, что с некоторых пор составляло семейную тайну Астаховых, он бы мог немало повеселиться на счет князя…
3
Со времени происшествия, жертвой которого стал английский баронет, прошло три года.
Жизнь семьи Астаховых вроде наладилась. Князь Николай Николаевич более не блажил, а если и случалась у него тоска, корни которой знал только он сам, то он запирался на своей половине и не допускал к себе ни дочь, ни прислугу. Одному Гектору дозволялось подходить к его апартаментам и оставлять у двери поднос с едой.
Бывали, правда, моменты, когда старый князь, как его называла прислуга, — хотя Николаю Николаевичу едва исполнилось сорок четыре года, — ругался с молодой княжной за закрытыми дверями. Слуги, пытавшиеся ссору подслушать, чтобы определить ее причину, ничего не понимали из диалогов такого характера:
— Ей плохо, она хочет вернуться. Почему ты так жесток?
— Жесток? Вон как ты это понимаешь. Ударят тебя, значит, по одной щеке — подставь другую? Разве я не отказался от жизни ради нее, не запер себя в четырех стенах, не сделал себя посмешищем в глазах света?
— Скажи еще, она во всех твоих чудачествах виновата.
— И скажу! Чудачества мои, как ты заметила, все больше от тоски происходят…
— От тоски по ней?
— От тоски по мне самому… Я не жесток, я справедлив.
— Но твои любимые французы не говорят разве:
«Если женщина виновата, попроси у нее прощения»?
— Говорят. Они много чего говорят. У них, ежели хочешь знать, совсем другие нравы… А Россия сильна именно моралью.
— Но прежде ты вовсе не увлекался моралью. Папенька, ты же всегда смеялся над ханжами.
— Благо, не принято родителям держать ответ перед детьми… Я позабыл, что было прежде. В чем ты можешь упрекнуть меня? По-твоему, я плохой отец?
— Ежели не считать твоего появления на Сенатской площади…
— Ты злопамятна, голубушка! С того дня три года прошло!.. Однако тогда я повеселился. Кто еще может похвастать таким? Сколько было зрителей, и никто не понял, откуда на мне вечерний костюм появился, а потом — куда я исчез…
— Я-то думала, ты о своей шутке жалеешь, а ты, значит, гордишься.
— Согласись, ангел мой, никто из петербуржцев не сумеет мне противостоять в подобной мистерии.
Могу спорить, даже фокусники в цирке дорого бы дали, чтобы узнать мой секрет! Кто еще сможет рассказывать потомкам, как одурачил чуть ли не сотню человек!.. А ее не жалей, она сама выбрала свою долю…
