Мередит Дьюран - Не отрекайся от любви
– М-м… вы имеете в виду недавнее происшествие? – Она передернула плечами. – Bсе в порядке, спасибо.
– Это так?
Подняв бровь, он взял ее за запястья. Не будучи готова к такому повороту событий, Эмма уступила. Маркиз поднял одну ее руку, потом другую, осматривая ушибы.
Если сэр Меткаф сейчас вернется, будет очень неловко. Но на Эмму вдруг напало оцепенение, она не шелохнулась, выразив свою тревогу лишь многозначительным взглядом на закрытую дверь.
– Пустяковые царапины, – сказала она. – Хорошо заживают. – Его ладони скользнули по ее рукам, пальцы чуть прижали нежную кожу в локтевых сгибах. Задохнувшись, Эмма потупилась и испуганно взглянула на него.
Встретившись с ней взглядом, маркиз отпустил ее руки и отступил назад. На его лице промелькнуло удивление.
– Простите. – Он помедлил, а затем наклонился к стоявшей у стола сумке. – Это вам. – Он достал из сумки тонкий томик с золотым обрезом.
Взяв книгу, Эмма повертела ее в руках. Тиснение на коже было изумительное.
– «Блуждания пилигрима в поисках прекрасного», – запинаясь, прочитала она вслух. Знай она, что придется читать, не стала бы принимать настойку опия!
– Да, это книга миссис Фанни Паркез. Она объездила весь Индостан. Думаю, вы найдете ее отчеты интересными, хотя с сожалением должен признать, что и она настрадалась от сопровождавших мужчин.
Эмма против воли рассмеялась. Смех получился хриплым и невеселым.
– Вам не следует делать мне подарки. Маркус вам голову оторвет.
В ответ Холденсмур чуть нахмурился, будто она его озадачила, хотя губы его все еще улыбались.
– Можете сказать, что нашли книгу в клубе.
– Хорошая идея. Пожалуй, я так и сделаю. – Эмма наугад раскрыла книгу. Это был рисунок, подписанный «Лакшми, богиня красоты». Палец Эммы прошелся по чувственным изгибам фигуры богини. – Спасибо. Она выглядит так, будто вот-вот оживет и сойдет со страницы.
– Почитайте. – Холденсмур сделал паузу. – Но я бы не рекомендовал вам следовать примеру миссис Паркез.
– В каком смысле? – Эмма подняла глаза.
– Она баловалась опиумом. – Теперь маркиз пристально смотрел на нее. – Отвратительное зелье. Вызывает привыкание. Конечно, теперь опиум никто не курит, это вышло из моды. Но я заметил у некоторых здешних мемсахиб нездоровую привязанность к бутылке с настойкой опия.
Эмма закрыла книгу, заложив страницу пальцем.
– Я бы никогда…
– По их глазам видно, что они пристрастились к этому зелью, – небрежно продолжал Холденсмур. – Некоторые женщины выглядят ужасно с огромными, расширившимися зрачками. Другие… – Он улыбнулся и подушечкой большого пальца провел по щеке Эммы. – Другие, напротив, выглядят совершенно очаровательно. Тем не менее, это не то, чем стоит гордиться.
От его пальца на щеке Эммы остался теплый след, как от скользнувшего солнечного лучика.
– Я понимаю, – едва слышно сказала Эмма. У нее достало здравого смысла проглотить слова, которые вертелись на языке: «Вы прикоснетесь ко мне еще раз?»
– Надеюсь. И теперь, поскольку резидент сбежал до вечера, мне надо идти.
Поглаживая переплет книги, Эмма смотрела маркизу вслед, и ей пришло в голову, что, возможно, на ее вопрос он ответил бы утвердительно.
Луна карабкалась вверх, выманивая тени из укрытий. Лошадь Джулиана медленно пробиралась сквозь руины, опустив голову к земле. Кутаб-Минар[3] мрачно смотрел в темное небо. Шесть столетий минарет стражем стоял над Дели, возвещая о продвижении ислама на восток.
Джулиан натянул поводья и спешился в нескольких шагах от колонны. Купол минарета более пятидесяти лет назад был разрушен молнией. Тот, что взамен построил майор Смит, казался совершенно чужеродным. К тому же британская надстройка грозила рухнуть, мудрые люди это видели и не задерживались в его тени.
Хорошая метафора для всей этой страны, думал Джулиан. Увы, мудрость, похоже, здесь в дефиците. Специальный уполномоченный Фрейзер и ему подобные отказывались обращать внимание на «пустые слухи». В эту категорию они сваливали и сомнительную болтовню, и подавленные бунты в Барракпоре и Мируте. Пока они курили наргиле и перебирали бумаги, люди перешептывались о пророчестве, сделанном после битвы при Плесси, о том, что британское владычество кончится через сто лет.
– Всем известно, что аборигены суеверны, – со смехом сказал ему Фрейзер на вечеринке у Эвершамов. – Потешаться над их верованиями можно. Но грешно относиться к ним серьезно!
Лорд Меткаф тоже считал Джулиана паникером, которого надо разубедить и утихомирить. Это было бы смешно, если бы не было так непростительно глупо. В Лондоне его обвиняли в том, что он скучный. В Дели считали его истеричным.
– Хазур[4]!
Джулиан, поморщившись, поднял глаза. Сколько раз он просил Девена не называть его так! Но кузен упорствовал.
– Я здесь, – отозвался Джулиан, поднимаясь на ноги.
Из обветшалой галереи появился юноша. Было похоже, что он пришел со свадьбы: одет торжественно, в чалме. Серебряные нити его шервани – узкого сюртука с высоким воротником – поблескивали в лунном свете. Когда-то это был очень красивый наряд, но теперь на локтях виднелись заплатки.
– Я опоздал, – виновато проговорил Девен. – Хазур простит меня? Солдаты остановили меня у мечети Кувват-ул-Йслам.
– Тебя обыскали?
– Нет. – Отбросив напускную покорность, юноша сплюнул на землю. – Сорвали с меня чалму и надели ее на корову. – Подняв руки, он ощутил свой головной убор. – Я задержался, чтобы забрать ее. Вот такую благородную культуру ваши люди несут мне!
Джулиан промолчал. Он не мог защищать англичан. Еще десять лет назад такой инцидент был бы невозможен.
Случись такое, об этом тут же доложили бы командованию, и солдаты получили бы суровое взыскание. Тогда существовало хоть какое-то, пусть настороженное, взаимное уважение англичан и индийцев, теперь его сменило презрение.
Джулиан остро чувствовал перемену. Его смешанная кровь всегда давала пищу острякам. После одного довольно опрометчивого юношеского приключения лондонские газеты окрестили его «дикарем благородных кровей». Его это мало тревожило, шутки все же предпочтительнее презрения, с которым он все чаще сталкивался и у англичан, и у индийцев. Джулиан чувствовал, что новости, которые сообщает именно он, не воспринимают всерьез. Даже Эммалайн Мартин слышала сплетню о его бунтарских наклонностях, а ведь она только что прибыла в город…
Мысль о мисс Мартин усилила его раздражение. Если Линдли не способен проявить к ней достаточного внимания, следовательно, кто-то должен заняться Линдли.
