Барбара Картленд - Революция в любви
Текла, разумеется, выглядела еще совсем ребенком и была по-детски наивна. Но если она жила в городе, - а она, безусловно, жила в нем, - она должна была знать, что, появившись одна на вечерней улице в праздник, она неминуемо привлечет внимание мужчин. Меня принимают за дурака, сказал себе Дрого, и если мое желание исполняется, то почему я должен отвергать это? Он понимал, что, уже давно не имея возможности обладать женщиной, был бы сущим чурбаном, если бы не пожелал Теклы.
Открыв дверь, Дрого увидел пробивающийся из щели свет из ее комнаты и решил, что она наверняка ждет его. Он пересек коридорчик и распахнул дверь в спальню. Она лежала в постели: ее волосы, оказавшиеся длиннее, чем он ожидал, струились по обнаженным плечам. В комнате было жарко, и она укрылась лишь простыней, под которой ясно угадывались очертания тела.
Подойдя к постели, он увидел ее лицо в свете свечей и понял, что она спит.
Она была прекрасна. Темные ресницы оттеняли белизну ее кожи, и на мгновение ему показалось, что это богиня, явившаяся ему из мечты.
Потом он заметил, как ее грудь ритмично поднимается и опускается в такт ее дыханию. Она попросту дразнит меня, решил он. Но, посмотрев на ее лицо, Дрого осознал, что она действительно спит и о притворстве не может быть и речи.
Одна рука ее лежала поверх простыни, и длинные пальцы были расслаблены. Он видел, что она больше не дрожит, как прежде, когда он привел ее к себе.
Нагнувшись, чтобы поцеловать ее, он всем своим существом почувствовал ее невинность. Она доверилась ему беззаветно, и оскорбить ее он не мог. Медленно, словно через силу, он поднялся на ноги. Задув обе свечи в маленьком канделябре около ее постели, он взял третью и вышел в коридор, освещая себе путь.
Оказавшись в своей спальне, Дрого еще раз спросил себя, не свалял ли он дурака. Его тело жаждало нежности и молодости Теклы. По правде говоря, ему казалось, что она, пока они были вместе, все время его провоцировала. Как я могу быть таким идиотом и не переспать с нею, что сделал бы любой на моем месте? Спрашивая так себя, Дрого забрался в постель.
Заснуть он долго не мог - все его тело горело от страстного желания обладать ею.
Господи, ну какой же я дурак. Просто набитый дурак! Так ругал он себя, ворочаясь с боку на бок…
Ненадолго забывшись на рассвете, Дрого был разбужен стуком. Сначала он подумал, что стучат рабочие-строители или ремонтники. Потом понял: пришел Маниу, а поскольку все двери заперты на засовы, он не может войти.
Выбравшись из постели, Дрого надел халат и спустился на кухню.
В окна светило яркое солнце, и он подумал, что страхи и тревоги вчера были сильно преувеличены. Как мог он поверить Текле, когда она сказала, что домой возвращаться опасно?
Сейчас при свете дня ему оставалось только смеяться над своей глупостью. Вот уже несколько месяцев он, можно сказать, не видел женщин. И после этого он отверг подарок богов, поступил как последний простак! Как бы потешались над ним его друзья-офицеры, если бы узнали об этом.
В Индии, если белая женщина знала правила, с ней велась честная игра. В Симле, куда в жаркое время приезжали жены офицеров, тех полков, что были расквартированы в долине, «крутилось» множество романов - между женщинами, которые были не прочь нарушить священные узы брака, и мужчинами, считавшими долгое воздержание невозможным при таком климате. «Любовь», по мнению Дрого, было слишком благородным словом для романов такого сорта.
В то же время мужчина всегда должен быть мужчиной. А он вчера сам лишил себя огромного наслаждения.
Нельзя оправдать женщину, которая вместо того, чтобы с нетерпением дожидаться его, заснула. Сейчас он нисколько не верил, что Текла удивилась бы, увидев его. По своему опыту он знал, что, когда входишь в спальню привлекательной женщины, а та, лежа в изящной позе при свете свечей или ночника делает вид, что читает, не следует верить этому. Как и ее словам типа: «О, как вы сюда попали? Я не ждала вас!» Все это лишь игра - игра, которая, правда, если муж ревнив, становилась опасной.
Но эта игра была легкой забавой в сравнении с той, в которую ему пришлось играть позже. Здесь каждое движение было непредсказуемым, в каждом слове слышалась опасность, каждый его вздох мог оказаться последним…
Господи, ну почему я свалял такого дурака вчера вечером? Продолжая терзать себя этим вопросом, на который он и не надеялся найти ответ, Дрого вошел в кухню, отодвинул оба засова и впустил Маниу.
- Ты запереть дверь! Очень хорошо, мистер! - сказал слуга. - Дела плохой. Ты оставаться дом.
- Почему плохо? Что случилось? - спросил Дрого.
- Революция, - ответил Маниу. - Много люди убивать! Красные стрелки стрелять по дворец!
Глава третья
- Они стреляют по дворцу, - повторил Дрого почти беззвучно. Потом спросил: - Это так серьезно?
- Очень серьезно, сэр, - ответил Маниу. Многий солдаты присоединиться к красной стрелки.
Дрого нахмурился. Меньше всего ему хотелось быть втянутым в революцию. Особенно сейчас, когда необходимо добраться до относительно безопасного места, откуда он мог отправить в Лондон срочную информацию.
Войдя в дом, Маниу запер дверь и задвинул оба засова.
- Я делать завтрак, сэр? - спросил он. Только тут Дрого вспомнил, что Текла спала наверху.
- Да, приготовь завтрак, - сказал он. - Для двоих - у меня ночевал друг.
Дрого вышел из кухни и, поднимаясь по лестнице, решил разбудить Теклу. Он хотел отвести ее туда, откуда она сбежала, и как можно скорее самому уехать из Козана. Ему понадобятся деньги, но он был уверен, что в сейфе брата найдется достаточно, чтобы добраться до Румынии. Или, поскольку Ампьюла находилась на берегу Черного моря, ему удастся найти судно, которое доставит его в Болгарию, даже в Турцию. Прорабатывая эти планы в голове, он поднялся на третий этаж.
Дрого распахнул дверь без стука, будучи уверенным, что в этот ранний час Текла еще спит.
Он не ошибся. Она лежала в той же позе, что и вчера вечером, с рассыпавшимися по плечам волосами. В лучах утреннего солнца, пробивавшегося сквозь шторы, она была столь же прекрасной, как и в мечтах Дрого, когда он мучился от бессонницы.
Он раздвинул шторы, чтобы разбудить ее. Но, обернувшись, он увидел, что она и не думает просыпаться и теперь лежит, подложив руку под щеку, как ребенок.
Он смотрел на нее, не в силах оторвать глаз. Внезапно он спохватился: время уходит. Чем раньше он отведет ее домой, тем лучше. Она была такой прелестной, что он опустился перед ней на колени и поцеловал ее в надежде пробудить ото сна. От нежности и тепла ее губ он совершенно потерял голову, как накануне.
