Жанна Монтегю - Наваждение
– Вы так добры, – произнесла она.
– И вы доверитесь мне?
– А почему нет?
«Черт, она же совершенно невинна, а я старый развратник, – подумал он. – Но если она согласится на мое покровительство, я полностью изменю свою жизнь. Уоллер будет в восторге!»
– И вы переедете ко мне? – Казалось, все его будущее счастье подвешено на тонком волоске ее решения, и он затаил дыхание, едва справляясь с бурей нахлынувших на него чувств: он вряд ли смог бы сейчас в них разобраться, но был уверен в одном: его порыв был совершенно бескорыстен.
Прежде чем ответить, она поднялась с места и прошла вместе с ним в гостиную – более уютное помещение, которое обставила сама сообразно своим вкусам и материальным возможностям. Кретоновые драпировки, глубокие удобные кресла, сосуды с благовониями, мерцавшие медной оплеткой, репродукции прерафаэлитов в резных рамках, множество книг, турецкие ковры приглушенных оттенков, а также очаровательные старинные безделушки, приобретенные по случаю или на распродажах.
– Присядьте, пожалуйста. Позвольте налить вам бренди? – предложила она, отыскивая в буфете графин.
Он кивнул, и вскоре Кэтрин уселась подле него на мягкий диван, держа бокал обеими руками.
– Вы поедете в Бристоль вместе со мной? – повторил он.
– Сперва давайте поговорим о мистере Бизли. Вы слышали когда-нибудь о чем-то подобном?
– Мы отправимся к нему вместе. – Седрик был упоен новой для себя ответственной ролью и с каждой секундой проникался все большей привязанностью к Кэтрин. – Напишите ему сейчас же. Если хотите, я помогу вам составить ответ. А завтра в Бристоле мы сможем отправить его. Соберем кое-какой багаж, подождем у меня, пока от него придет ответ, и тут же сядем на поезд до Паддингтона.
– Спасибо вам, дядя, – с огромным облегчением сказала Кэтрин. Хотя она и впрямь была девушкой не робкого десятка, ее угнетала мысль о том, что придется в одиночку ехать в огромный город, который хоть и был ее родиной, но оставался до сей поры совершенно чужим.
– Спасибо вам, Кэтрин. – Он с улыбкой посмотрел на нее поверх бокала. – Больше всего на свете я люблю загадки и сейчас заинтригован. Мы обложим этого мистера Бизли в его собственной берлоге и заставим дать объяснения!
Она радостно встрепенулась, тоска и беспросветность последних дней понемногу отступали. Прежняя жизнь кончилась, кончилось время взросления, формирования взглядов и характера, и теперь настала пора использовать на деле полученный багаж.
Жизнь не стоит на месте, говорил ей отец, и надо бесстрашно смотреть вперед. Ей придется быть достаточно стойкой, чтобы суметь справиться со всем, что встретится на ее пути. Эти мысли словно боевое знамя развевались в ее мозгу, когда позднее она вернулась к себе в комнату, чересчур возбужденная, чтобы как следует выспаться. На следующее утро чуть свет она уже была на ногах и укладывала необходимые вещи в небольшой ковровый саквояж.
В тех редких случаях, когда они с отцом ездили в Бристоль, им приходилось пользоваться общественным транспортом. Это был видавший виды омнибус, раз в неделю влекомый лошадьми через их деревню, – неудобные деревянные скамейки и открытая платформа наверху, где вынуждены были путешествовать те несчастные, у которых не хватало денег на билет в салоне.
На этот раз все обстояло иначе. Черная полированная карета Седрика с восхитительно мягкими сиденьями легко катилась на смазанных колесах мимо рощ и белоснежных коттеджей, минуя ухоженные поля и охваченные весенним цветением живые изгороди. Наконец они подъехали к морскому порту, и дорога пошла под уклон. Город был погружен в туман, и лишь шпили церквей устремлялись высоко в небеса. Шлейфы дыма тянулись от высоких фабричных труб и смешивались со смогом, застилавшим людные извилистые улицы. Высокие силуэты кораблей маячили у входа в гавань, и отдаленные гудки сливались с городским шумом.
Но когда они подъехали к Клифтонскому мосту, все изменилось, словно из непроглядного тумана они выбрались на солнечную горную лужайку. По прямым, широким аллеям они проезжали мимо роскошных магазинов, ухоженных скверов, изысканных особняков, приближаясь к тому месту, где располагался дом Седрика. Так началось превращение Кэтрин из простой деревенской девушки в светскую леди, и нельзя сказать, что оно было легким. Прежде всего ее смутило обилие ждущих ее приказаний слуг, чьи лица и имена слились в невообразимую мешанину.
– Вам необходима служанка, – провозгласил Седрик, когда они оказались в роскошной гостиной с черно-белым изразцовым полом, высокими кожаными креслами и изящной лестницей в дальнем углу: казалось, ее изогнутые, украшенные затейливыми перилами пролеты парят в воздухе, а не опираются на каменные колонны. Свет проникал сюда через стеклянные витражи, расцвечивая двери в соседние помещения, украшенные резными архитравами. Многочисленные ниши были заняты пальмами в огромных жардиньерках и греческими статуями.
– Но у меня никогда не было служанки. – Сама эта мысль показалась Кэтрин абсурдной. – Я со всем управлюсь сама.
– Глупости, дитя, – кратко возразил Седрик, скинув пальто, шляпу и трость с серебряным набалдашником на руки облаченному в ливрею сумрачному лакею. – Вы могли управляться сами лишь потому, что до сегодняшнего дня у вас были мизерные запросы.
– Они и сейчас таковы, – отрезала она, напуская на себя более, чем обычно, неприступный вид в толпе слуг. Ей казалось, что они потешаются над ней и ее простым черным платьем, шляпкой и плащом. Впервые она подумала о своем трауре без боли: может быть, сердца их тронет жалость, и они будут более снисходительны к ее внешности.
– Только до поры, моя милая, только до поры, – сказал Седрик, увлекая вверх по лестнице после того, как отдал приказание перенести ее багаж в лучшую комнату для гостей.
Кэтрин стояла, в замешательстве едва управляясь с перчатками, которые почему-то никак не снимались с рук. Ее поразило великолепие отведенных ей апартаментов. Изысканно пропорциональная комната казалась просторной и полной воздуха и света, стены ее были затянуты белым шелком и украшены резными карнизами, а с высокого потолка свисал вычурный газовый светильник из меди. Кроме этого новомодного светильника, Седрик, редко посещавший эту часть дома, ничем пока не успел обновить ее обстановки. Поэтому вместо удобных мягких диванов взору Кэтрин предстали монументальных размеров мрачные буфеты и прочие не менее роскошные предметы старины в стиле чиппендейл, украшенные резными восточными орнаментами, современниками самого дома.
Заложив руки за спину, он встал на коврике возле камина и взглянул на Кэтрин из-под полуопущенных век.
