Джейд Ли - Непокорная тигрица
Ей поневоле пришлось открыть глаза. Она прищурилась, пытаясь повнимательнее рассмотреть темную фигуру вошедшего. Это был тот самый мандарин, но теперь еще более суровый. На нем была темная одежда — широкие штаны, свободный, расшитый узорами жакет, а под ним туника. Так же, как и жакет, она была украшена вышивкой. Анна знала, кто этот человек. Она слишком хорошо запомнила его лицо, потому что он часто являлся к ней во время ночных кошмаров. Однако она и представить себе не могла, что ее страшные сны когда-нибудь станут явью. Именно императорский палач оказался тем человеком, который хотел убить ее. Ей был хорошо знаком взгляд этих черных проницательных глаз и его длинные тонкие пальцы. Вот уже три месяца, начиная с той самой ночи, когда он казнил губернатора Ваня, этот человек постоянно приходил к ней во сне.
Однако при нем сейчас не было его любимого оружия — двух длинных ножей с рукоятками из оленьего рога, которые он всегда привязывал к своему поясу. Что ж, судя по всему, он не собирается убивать ее прямо сейчас.
Анна облегченно вздохнула и расслабилась. Она действительно была благодарна этому человеку за то, что он позволил ей пожить еще немного. Страх постепенно ослабел, и ее снова охватило сильное желание. Это казалось невообразимым — испытывать страсть к мужчине, который собирается ее убить. И все же, несмотря на это, Анна все время вспоминала его жгучие ласки и представляла, как она занимается с ним любовью. Медленно, наслаждаясь каждым мгновением.
Палач не произнес ни слова. Он просто стоял, уперев руки в бока и широко расставив ноги, и смотрел на нее. Затем он раздраженно выругался и засунул руку под рубашку. Анна застыла от напряжения, понимая, что этот жест не предвещает ничего хорошего. Она знала, что мужчины имеют обыкновение прятать под одеждой пистолет. Однако не успела она и глазом моргнуть, как он вытащил деревянный футляр. Этот футляр был не из бамбука, а из полированного красного дерева. Пренебрежительно фыркнув, палач быстро открыл его и вытащил очки в тонкой золотой оправе. Он аккуратно надел их, привычным движением закрепил тонкие дужки за ушами, а футляр положил во внутренний карман.
Только после этого он пристально посмотрел на нее и скривился от отвращения.
— От тебя ужасно воняет! — недовольно воскликнул он.
— Вы — жестокий человек! — запальчиво крикнула Анна и тут же пожалела о том, что не сдержалась.
Казалось, палача удивили ее слова, и он отступил назад.
— Пленники должны хранить молчание! — грозно прорычал он по-китайски и дважды хлопнул в ладоши.
Шелковый гобелен, закрывавший вход, поднялся, и в комнату быстро вошли слуги. Один из них нес кресло, а другой — небольшой столик. Потом появился еще один слуга. Он держал в руках свиток и письменные принадлежности. Слуги ловко расставили все по местам, низко поклонились и вышли из комнаты. Остался только один слуга. Этого высокого парня она уже видела. Именно он бросился к своему господину, не дав ему убить ее там, возле канала.
Слуга развернул свиток и, стоя рядом с палачом, почтительно молчал, наблюдая, как его хозяин быстрой и уверенной рукой пишет иероглифы. Анна, словно зачарованная, тоже не сводила с него глаз. У этого человека, убийцы, императорского палача, были на удивление изящные руки с длинными и тонкими пальцами. Даже не видя того, что он писал на бумаге, она понимала, что это, вне всякого сомнения, похоже на произведение искусства. Этот человек — не жестокий убийца. Он — поэт, который убивает людей. Столь неожиданное единство противоположностей вызвало у нее чувство восхищения. Как же это чудесно, что палач, который свершит над ней казнь, так красив!
Даже не взглянув в ее сторону, он обратился к ней по-английски, попросив назвать свое имя.
Она не ответила. Какой смысл называть имя, если ее все равно убьют? Она решила напоследок доставить себе небольшое удовольствие и позлить надменного мандарина.
Палач поднял голову и бросил на нее нетерпеливый взгляд. Его брови сурово сдвинулись на переносице.
— Назови свое имя! — сердито крикнул он.
Анна гордо вскинула подбородок, но не проронила ни слова. Однако не успела она насладиться своим триумфом, как к ней подбежал слуга и резко ударил ее тыльной стороной ладони.
— Немедленно отвечай! — заорал он по-китайски.
— Твой господин сказал, что пленникам не разрешается говорить! — закричала она в ответ, закипая от злости. Анна злилась на себя за то, что от боли и унижения ее глаза стали влажными от слез.
— Ты — не пленница, — спокойно произнес палач.
Она была совершенно сбита с толку и часто заморгала, пытаясь сдержать слезы.
— Я…
— Назови свое имя! — грозно повторил слуга.
— Сестра Мария, — ответила она. И это была чистая, но далеко не полная правда. Дело в том, что это христианское имя ей дали в тот самый день, когда она начала мыть полы в шанхайской миссии. Анне тогда было восемь лет.
— Значит, ты — миссионер? — требовательным голосом спросил слуга.
Она раздраженно поморщилась. Этот надоедливый парень постоянно отвлекал ее внимание от палача. Она даже не посмотрела в сторону слуги, сделав вид, что его вообще нет в этой комнате. Однако, не получив ответа на свой вопрос, тот попробовал засунуть руку ей под блузу. Оторвав наконец взгляд от мандарина, Анна попыталась оттолкнуть его, но у нее не хватило на это сил. К тому же он еще раз довольно ощутимо ударил ее по голове. Она резко отшатнулась и врезалась головой в бамбуковую перегородку. Боль была настолько сильной, что у нее перехватило дыхание. Однако даже в таком состоянии она чувствовала запах имбиря, исходивший от его толстых и неуклюжих рук, когда он расстегивал воротник ее блузы.
Он зацепил пальцем грубый шнурок и поднял вверх висевший у нее на шее тяжелый деревянный крест. Этот крест сильно оцарапал ей грудь, а шнурок глубоко врезался в шею, когда слуга вытаскивал его, чтобы показать своему господину. От боли у Анны на глаза снова навернулись слезы.
— Она — миссионер, — презрительно усмехнувшись, сказал Цзин-Ли. Затем он крепко сжал шнурок в руке и резким движением сорвал крест с ее шеи.
Анна вздохнула и снова посмотрела на мандарина. Несмотря на грубость слуги, ее душа была спокойна. Она почувствовала, что ей стало легче, когда с нее сняли крест. Она не должна умирать с этим бутафорским символом веры, висящим у нее на шее. Тем временем палач громко постучал по столу пальцем, желая положить конец всей этой суете.
— Назовите свою фамилию, — спокойным голосом произнес он по-английски.
Анна покачала головой и крепко сжала губы. И тут слуга поднял руку, снова намереваясь ее ударить.
