Мария Феррарелла - Нежный плен
Бет знала, что ей не стоило, совсем не стоило бояться этого человека: он был слаб, как котенок. Так почему же ей как-то не по себе? Может, это предчувствие? Но предчувствие чего? И почему оно возникло?
— И тем не менее я бы хотела, чтобы вы помолчали, — строго проговорила девушка. — Сможете идти самостоятельно?
Пододвинувшись, Дункан все-таки прислонился именно к ней, а не к стенке экипажа. Его глаза разгорелись то ли от жара, то ли от охвативших его чувств, Бет же старалась не думать о той близости, которая невольно возникла между ними: этот человек тяжело ранен и нуждается в ее помощи. А все остальное — фантазии и ничего больше.
— Ну вот, теперь забирайтесь!
Дункан поднял голову и спросил:
— Что вы сказали?
— Забирайтесь, — повторила она, указав на ступеньки экипажа. — Да поскорее! — с каждой секундой ей становилось все тяжелее и тяжелее поддерживать его.
— Ну да. А то я было подумал, что вы приказали мне залезть не на ступеньки, а на…
Бет почти втолкнула его в карету, а потом влезла сама.
— Ваша распущенность и вольности мне надоели, сэр.
— Мне бы хотелось как-нибудь предстать перед вами в другом виде, — криво усмехнулся он.
И Бет почувствовала себя совсем неуютно и очень рассердилась. И было отчего. Она боролась за жизнь этого дикаря, а у него на уме было одно: залезть ей под юбку. Однако кончиками пальцев девушка осторожно коснулась раны и поняла, что пуля застряла в его плече. Проклятие!
— Прикусите язык, — сказала она резко. — Иначе я забуду обо всем, что вы для меня сделали. Забуду, чем вам обязана.
Дункан изо всех сил сдерживал себя, чтобы не поморщиться, когда она ощупывала его плечо. У него было такое чувство, будто к ране поднесли пылающий факел.
— А, так вы, стало быть, считаете себя моей должницей, красавица?
Бет подняла на него глаза и строго проговорила:
— Я обязана спасти вашу жизнь, коль скоро вы спасли мою. И ничего больше.
Стараясь действовать как можно осторожнее, она разорвала намокшую от крови рубашку. Было видно, что даже самое легкое прикосновение причиняло ему боль. Стиснув зубы, Дункан вымученно улыбался.
— Как бы я хотел, чтобы ваш пыл был вызван другим поводом, — с трудом выдавил из себя Дункан.
Терпение Бет было уже на исходе. Неужели он не понимает, какая опасность грозит его жизни?
— Прикусите свой язык! — строго сказала она.
Ну нет, Фицхью никогда не хныкали от боли. Сейчас он покажет ей, чего он стоит. Он попытался было обнять прекрасную незнакомку, но даже его здоровая рука бессильно упала вниз. Он слабел с каждой секундой.
— Я бы предпочел прикусить ваш, — едва слышно прошептал он. — Но очень нежно.
Бет удивилась его самообладанию. Что-то затрепетало в груди Бет. Это было как порхание колибри над только что распустившимся цветком. «Нет, я дрожу от досады и негодования», — подумала Бет, стараясь отмахнуться от ощущений, пробужденных в ней словами раненого. И она еще больше разорвала намокшую рубашку. Но на этот раз уже не так осторожно.
Проклятый болтун, неужели он думает, что ей нравятся его приставания? Или он полагает, будто он ей интересен? Бет хотела только одного — поскорее отвезти незнакомца туда, где он живет, вылечить его рану и, когда ее долг будет исполнен, побыстрее ехать своей дорогой. Нет, она не должна давать воли своим чувствам — тому странному ощущению теплоты, которое, когда она обнимала его, разливалось по всему ее телу.
— Меня зовут Дункан Фицхью, — представился незнакомец, когда они уселись в экипаж.
Девушка ничего не ответила, разорвала свою нижнюю юбку на узкие полоски и подсела поближе к Дункану, чтобы перевязать его. Потом проговорила:
— Если вы не будете относиться к своему положению серьезно, то вскоре окажетесь покойным Дунканом Фицхью.
Он посмотрел, как быстро и ловко двигаются ее пальцы, и заметил:
— А у вас хорошо получается.
Бет продолжала бинтовать его плечо, стараясь, чтобы тугая повязка остановила кровотечение.
— Я делала это много раз.
— Интересно, каким это образом молодая женщина смогла научиться бинтовать раны? Наверное, мужчины дрались из-за вас на дуэли, а вы потом перевязывали их?
Бет взглянула на Дункана и ответила резко:
— Нет, это я сама стреляла в мужчин, которые меня домогались, а потом, чтобы они не умирали от потери крови, была вынуждена лечить их.
Дункан рассмеялся: как серьезно она об этом говорит! Но боль опять обожгла его плечо.
— Успокойтесь, сэр, а то вам будет хуже. — Сокрушенно покачав головой, Бет подумала: «Он совсем ничего не соображает». Осмотрев сделанную ею повязку, она сказала: — Пока все. Но потом я должна буду извлечь вашу пулю.
— Вы? — Дункан удивленно поднял брови и подумал о том, что до сих пор все его раны лечил только один человек — Сэмюель, наставник и опекун Дункана еще со времен его молодости, проведенной на лондонских улицах. После смерти матери он был ему вместо отца и теперь жил с ним в поместье. По профессии старик был цирюльником.
Увидев изумление на его лице, Бет не знала, обижаться ей или смеяться.
— Да, я, — спокойно ответила девушка. — Довезу вас до дома и все сделаю. Глоток виски немного успокоит вашу боль.
— А ваш поцелуй успокоит ее еще больше, — отозвался Дункан. «Что ж, это было бы неплохо», — подумал он про себя. Дорожные приключения ему всегда нравились.
Не успела Бет ответить, как рядом с ними, прямо за каретой, раздался душераздирающий вопль. Бет вздрогнула. Дункан в тревоге оглянулся. Этот вопль показался ему не человеческим, а почти звериным.
— О, да это, наверное, Сильвия, — вздохнув, заметила Бет. Очнувшись, бедняга увидела кровавые следы бойни и завопила от страха. — Сильвия, — строго прикрикнула на нее Бет, выглянув из кареты, — успокойся, все в порядке. Я здесь.
В следующее мгновение послышалось, как кто-то скребется в дверь: так царапается испуганное животное, пытающееся убежать от погони. Бет открыла дверцу и взглянула на Сильвию. Ее лицо было бело как мел.
Ужас, который испытывала Сильвия, стал еще сильнее, когда она заметила Дункана, лежавшего на сиденье экипажа.
— Там… Там… — произнесла она дрожащим голосом.
Бет осторожно обняла Сильвию за широкие плечи и спокойно сказала:
— Да, я знаю, кто там. Они мертвы. А он, — девушка кивнула в сторону Дункана, — он, как видишь, жив, но истекает кровью, как заколотый кабан, хотя и ведет себя, как кабан во время гона.
В этот момент Дункан почувствовал, что теряет сознание. Вздохнув, он упал на сиденье и погрузился в темноту. Потом немного придя в себя, простонал.