Кейт Эмерсон - Отказать королю
Трястись за спиной слуги было для меня дополнительным унижением. С раннего детства я самостоятельно каталась на быстроногой буланой Белле, на которую отец посадил меня, как только решил, что я достаточно выросла, чтобы не свалиться с нее кубарем, Я подтыкала юбки повыше и скакала в мужском седле, как мальчишка. Только в последний год своей жизни отец настоял на том, чтобы я научилась ездить так, как приличествует леди, и, верная своей любви к лошадям, я в совершенстве овладела умением держаться в дамском седле. К тому же мое седло искусной работы отличалось особым удобством, так как было снабжено специальным упором для согнутой в колене ноги, высокой задней лукой, на которую можно было откинуться, как на спинку, и мягкими стременами разной высоты.
Что же касается того неуклюжего сооружения, на котором я была вынуждена сейчас трястись, то оно состояло из жесткой седельной подушки на деревянном каркасе со ступенькой для ног и крепилось на крупе лошади за спиной всадника. Для того чтобы удержаться на этом орудии пытки, я была вынуждена буквально вцепиться в пояс сидящего впереди меня ездока. Таким образом, чувство печали из-за разлуки с милым домом, родным кровом и близкими значительно усугубилось моими телесными муками, вызванными крайне неудобной позой и отчаянной тряской. Когда дорога пошла под уклон на выезде из Гластонбери, мне пришлось тесно прижаться к возвышающейся передо мной могучей спине в кожаной куртке, чтобы не полететь на землю. Обладатель этого простого наряда повернул голову, взглянул на меня с некоторым удивлением, но без всякой вражды, и я постаралась ответить ему любезной улыбкой. Оставалось утешаться тем, что от этого доброго малого пахло лишь кожей, потом и конским запахом, а не чем-нибудь похуже.
Когда мы переезжали ручей по легкому мостику, я отважилась обратиться к нему:
— Нам обоим было бы гораздо удобнее, если бы я ехала на своей лошади. Возможно, мне удастся убедить сэра Лайонела сделать остановку в поместье Хартлейк.
К этому времени я уже — если называть вещи своими именами — крепко отбила себе зад и с трудом представляла, как мне удастся выдержать весь путь до замка Торнбери.
Мой спутник заколебался, но потом шепотом ответил мне:
— Лучше не злить хозяина, мисс.
— Но почему? Что он сделает? — прошептала я, не сводя глаз с сэра Лайонела, который ехал на некотором расстоянии от нас.
— Возьмет, да и побьет вас, мисс.
— Он не посмеет!
— Ну, я бы на вашем месте все равно поостерегся. Он может найти и другой способ наказать вас. Осерчает на вас и продаст вашу ладную серую кобылку или вообще всех лошадей в поместье. Он в своем праве!
Мысль о том, что я могу потерять Амфилицию, Беллу и Светоча Хартлейка, была невыносимой. Я замолчала и не открывала рта до самого Веллса, отстоявшего от Гластонбери на добрые пять миль; там мы остановились на обед. Далее наш путь проходил у подножия гряды Мендип-Хиллз. Я хорошо знала эту дорогу — во всяком случае, до Бристоля, куда ездила много раз. Как мне сказали, замок Торнбери находился от этого порта в десяти милях вверх по реке Северн.
Со своего неудобного «насеста» я не очень-то могла любоваться местностью, по которой мы проезжали, но время от времени успевала заметить то коттедж из местного пестрого, так называемого «пудингового» камня, то склон, поросший черемшой, издававшей резкий, но приятный чесночный аромат. Путешествие наше было длительным, утомительным и необыкновенно скучным. Временами я, прижавшись щекой к кожаной куртке своего провожатого, впадала в дремоту, несмотря на неровный ход лошади подо мною и ухабистую дорогу. Мерный топот копыт, журчание многочисленных ручьев, через которые мы переправлялись, шепот листьев над головой — все эти звуки убаюкивали меня.
Ночь мы провели в Аксбридже. Нам с Эдит пришлось лечь в одну постель, и я полночи слушала ее вздохи и всхлипы, но не могла понять, плачет она или нет. Эдит пришла в Хартлейк совсем девчонкой (впрочем, ей и сейчас было не больше двадцати пяти лет от роду), и все это время часто сопела, хлюпала носом и чихала, особенно когда оказывалась рядом с полем зерновых или лугом, поросшим цветами.
Утром, помогая мне одеваться, Эдит осмелилась задать вопрос, который заставил меня усомниться в том, что она так уж сильно страдает от разлуки с поместьем.
Она спросила:
— А правду люди говорят, что принцесса из себя как куколка?
— Ну, не знаю… — отвечала я. — Но мы узнаем это наверняка совсем скоро, когда встретимся с ее высочеством.
Я посмотрела на Эдит через плечо — она в этот момент шнуровала мой корсет — и заметила, что ее круглое лицо покраснело не только от усилия, но и от предвкушения новых впечатлений.
Моя служанка была далеко не красавица. Мало того, что глаза у нее были тусклые и водянистые, а нос и щеки покрывала целая россыпь веснушек, которые ее вовсе не красили, так еще у нее были крупные зубы и большие уши. Последние она прятала под гладко причесанными соломенно-желтыми волосами, покрытыми простым чепцом. Возможно, она решила, что среди челяди при дворе принцессы сможет со временем найти себе мужа.
— Надобно нам с вами, мисс, показаться во всей красе, коли перед самой принцессой окажемся, — взволнованно продолжала Эдит. — А еще скажите, мисс, к королевскому двору будет у нас доступ?
Ее наивная радость и волнение оттого, что она сможет увидеть во плоти принцессу королевской крови, а возможно, и самого короля, заставили меня по-новому оценить собственные чувства. Да, меня глубоко оскорбило то, что некто распорядился моей судьбой за меня. Но в то же время я не могла не вспомнить, как нравилось мне учиться у монахинь, как я радовалась, когда мы переезжали из поместья в поместье, с каким удовольствием слушала я рассказы отца о его странствиях в молодые годы. Он несколько раз бывал в Лондоне и даже пересекал Ла-Манш. На континенте мой отец отважно сражался с французами и был возведен в рыцарское звание после Битвы шпор[10].
Я продолжала думать об этих вещах на протяжении всего второго долгого дня в дороге, а к концу третьего дня — и нашего путешествия, — когда мы выехали на поросшую лесом равнину перед замком, я покорилась своей судьбе. Впрочем, «покорилась» — слишком сильно сказано.
Мне еще не исполнилось четырнадцати лет, и меня одолевало любопытство. Я принялась воображать себе все те радости, которые ждут меня в моей новой жизни. Как и Эдит, мне не терпелось увидеть принцессу Марию. Я представляла себе ее двор как средоточие смеха и веселья, место, где постоянно устраиваются маскарады и турниры, праздники и балы. И меня — юную и очаровательную фрейлину — подхватит и закружит этот вихрь развлечений.
