Барбара Картленд - Медальон для невесты
— Говорил. — Еще один взмах ресниц. И взгляд синих глаз, неподвижно остановившихся на его лице.
— И она… согласилась? — с недоверием прошептала Тара.
— Видишь ли, у нее не было выбора, — как можно более мягко проговорил мистер Фолкерк. Ему было жалко тщедушное это создание, которому он принес недобрые вести. Хотя вся ее жизнь тут — можно ли говорить о какой-то доброй ее стороне? — Дело в том, что герцог Аркрейгский мне приказал, чтобы я доставил тебя в Шотландию, в его замок.
— В… Шотландию? — Тара покрепче прижала к себе малыша, будто он оставался последней ее надеждой на то, что она избежит отъезда. В ее голосе, когда она заговорила, звучало неподдельное изумление: — Я думала… что это вы хотите… что вы собираетесь… взять меня на работу…
— Нет, это не я хочу взять тебя на работу. Более того, я не знаю, чем именно тебе предстоит заниматься, — признался ей мистер Фолкерк. — Знаю только, что по распоряжению герцога тебе предстоит покинуть сегодня Лондон и отправиться вместе со мной.
Тара беспомощно окинула взглядом спальню, как бы надеясь, что ей удастся забрать с собой и детишек.
— Я оставил миссис Бэрроуфилд достаточно денег, чтобы она могла нанять кого-нибудь вместо тебя, — поспешил успокоить ее мистер Фолкерк, справедливо решив, что она сразу же подумала о малышах, которые останутся без ее неусыпной заботы.
Он вслед за ней бросил взгляд на присмиревших детей. Не надо было и сомневаться: это будет почти невозможно — найти Таре замену. Сама-то миссис Бэрроуфилд, как было понятно, не утомляла себя заботой о самых маленьких. Да и о тех, кто постарше. Ограничивалась поучениями и замечаниями, и хорошо, если не пускала в ход руки. Мистер Фолкерк, будучи холостяком, мало общался с детьми. Но и ему было ясно: если кто здесь и одаривал малышей любовью, сердечностью и вниманием, то только Тара.
Словно прочитав его мысли, она спросила:
— Разве… я могу оставить их, сэр? — Голос ее дрожал, и она ухватилась за спасительную соломинку: — Наверняка здесь есть кто-то, кого бы вы могли взять вместо меня.
— Вот-вот… Миссис Бэрроуфилд заявила поначалу мне то же самое, — усмехнувшись, ответил ей мистер Фолкерк, — однако она так и не нашла для тебя подходящей замены!
Тара судорожно вздохнула.
— Зачем… зачем же именно я нужна его светлости?
Мистер Фолкерк не ответил, и она быстро заговорила, словно боясь, что ее остановят:
— А Белгрейв? У нас тут Белгрейв есть! Ее нашли на этой площади и потому так и назвали. В следующем году ей исполнится одиннадцать. Очень рослая для своего возраста девочка! Она вам не подойдет?
— Боюсь, что нет. — Как жаль ему было огорчать Тару!
— Вы уверены, сэр? — Та не сдавалась. Упорная! — Я научила ее мыть полы. Шьет она пока не очень-то хорошо, но скоро наверняка научится.
— Боюсь, она слишком юна. — Мистер Фолкерк старался говорить серьезно и убедительно, словно их разговор шел на равных.
— Приди вы месяцем раньше, то застали бы тут Мэй. Вот она бы вам точно подошла! Ей двенадцать, но ростом она почти с меня. Мэй — хорошая работница и не привыкла унывать. Никогда не слышала, чтобы она ныла или жаловалась.
— Но Мэй здесь больше нет. К тому же она тоже не подходит по возрасту. — Сказав так, мистер Фолкерк понял, что выбил оставшуюся почву из-под ног Тары. И ему захотелось ее как-то утешить. — Не переживай, Тара, — улыбнулся он ей. — Путешествие в Шотландию наверняка будет для тебя интересным. Тебе понравится, вот увидишь!..
Но Тара теперь смотрела на него с настоящим отчаянием.
— Когда мне придется… уехать, сэр?
— Сегодня после обеда, — вздохнул мистер Фолкерк, несколько огорченный, что развеселить Тару ему не удалось. Ну что тут поделаешь… Он выполняет чужую волю, значит, и она тоже должна подчиниться ей, как и он. — Я заеду за тобой в третьем часу.
— Ох, сэр…!
В этом восклицании было столько чувств сразу, что оно оказалось трогательней любых слов. И тихо, так тихо, что он едва мог расслышать, Тара спросила:
— Я ведь не могу отказаться… нет?
— Нет, Тара, не можешь, — твердо и глядя ей прямо в глаза, сказал мистер Фолкерк. И объяснил: — Этот приют принадлежит его светлости герцогу Аркрейгскому. Если он решит затребовать кого-то из проживающих здесь сирот, никто не вправе ему отказать, даже миссис Бэрроуфилд.
У Тары вырвался вздох, исходивший, казалось, из самых глубин ее слабенького существа. Но слабенького лишь физически — в ней чувствовалась большая душевная сила и стойкость.
— Я буду готова, сэр, — негромко вымолвила она.
Мистер Фолкерк не мог не восхититься тем мужеством и чувством собственного достоинства, которые не позволили ей и дальше настаивать на своем. Повернувшись, он направился в сторону коридора. Уже прикрывая за собой дверь, он услышал сзади многоголосый и радостный детский крик:
— А теперь сказку! Сказку! Ты обещала нам сказку!
Мистер Фолкерк осторожно зашагал вниз по лестнице, не без оснований опасаясь, что пришедшие в негодность ступени могут не выдержать его веса. Впрочем, ему удалось спуститься безо всяких происшествий. Подхватив шляпу и набросив на плечи плащ, он решительно направился к входной двери. У него не было ни малейшего желания продолжать беседу с миссис Бэрроуфилд. К тому же он подозревал, что та давно успела уснуть в своем кресле, переваривая выпитое, сказанное и услышанное.
Оказавшись на улице, он еще раз взглянул на приют. Вне всяких сомнений, зданию настоятельно требовался ремонт: краска на рамах давно облезла, дверь выглядела просто ужасно, дверной молоток почти почернел без необходимой ему полировки… Герцогиня Анна пришла бы в неописуемый ужас, мелькнула у него мысль. И он тут же пообещал себе, что непременно займется всем этим, как только получит разрешение на то герцога.
* * *Прошло три четверти часа, прежде чем Тара кончила забавлять малышей. Она рассказала им не одну сказку, а целых три подряд, и все три истории они слушали, пораскрыв рты. Тара обладала несомненными художественными способностями, и дети почти наяву представляли себе все, о чем она им рассказывала. Она говорила голосами животных, гномов, фей и принцесс, голос ее был то добрым и бархатным, то резким и пронзительным, почти оглушительным, так что даже не зная сути и не поняв слов, по одной только интонации и тембру голоса можно было понять, злой персонаж, от имени которого она сейчас говорит, или добрый. И еще она пела. В каждой сказке была своя песенка, их придумывала Тара сама — и мелодию, и слова. Стихи к песенкам были не менее увлекательными, чем сами сказки, а сказки ее, при том что она оставалась верна сюжету, каждый раз отличались новыми подробностями и деталями. Импровизировала Тара легко, словно ночью где-то витала в мечтах, а наутро рассказывала детям о том, что видела и что слышала.