Кэтрин Коултер - Хозяин Ястребиного острова
Корабль «Морской ворон» вошел в узкую, защищенную со всех сторон гавань. От берега тянулся длинный деревянный пирс. Его сваи были сделаны из прочного дуба. С палубы корабля Рорик заметил толпу мужчин, женщин и детей, бегущих вниз по тропинке от его усадьбы, расположенной на самой возвышенной точке острова. Только ровная площадка земли на самом верху возвышенности была засеяна ячменем, пшеницей и рожью. Густые посадки сосен и елей и множество низких кустарников образовали вокруг полей плотную живую изгородь.
Мужчины, первыми достигшие причала, подхватили брошенные с корабля канаты и тщательно привязали их. Женщины и дети терпеливо стояли в стороне. «Они всегда ждут», – подумал Рорик, оглядывая напряженные лица. Сколько раз, возвращаясь домой с потерями, он видел, как менялось выражение некоторых женских лиц от терпеливого ожидания до горестного отчаяния.
Поднявшись на пирс, воины Рорика стали обнимать жен, пожимать руки друзьям и подбрасывать в воздух визжащих от восторга детей. «Привычные глазу радостные картины, – снова подумал Рорик. – Такое происходит всякий раз, когда корабли возвращаются из похода». На этот раз не было слез и стенаний. Раны обоих воинов постепенно затягивались. Плечо Рорика заживало медленно.
Некому было встречать его на берегу. Не было ни жены, ни детей. Он встряхнул головой, стараясь заглушить в душе ноющую, ставшую уже привычной боль. Порой он сомневался в том, что она когда-нибудь пройдет. По тропинке все бежали и бежали кричащие радостные люди, желающие встретить возвратившихся воинов.
Когда с корабля сошел последний человек, Рорик повернулся к сидящей у его ног женщине, до сих пор молча наблюдавшей за происходящим.
– Пойдем, – сказал он, – это мой дом. Весь этот остров принадлежит мне. У тебя нет другого выхода. Как видишь, отсюда невозможно сбежать. Ступай на пирс.
Мирана, с самого утра не сказавшая ни единого слова, поднялась на ноги и постаралась сохранить равновесие, несмотря на мягкое покачивание корабля. Остров привел ее в восторг. Она восхищалась его удачным расположением и стратегическими преимуществами, но тщательно скрывала это от Рорика. Естественная гавань надежно защищала корабли от шторма. Узкий участок суши, глубоко врезавшийся в море, позволял обнаружить вражеские суда задолго до того, как они достигнут берега.
– Не слишком большой остров, – в упор глядя на Рорика, сказала она. – Всего лишь крошечная частичка суши. Не пойму, чем ты так гордишься. Почему ты живешь здесь, вместо того чтобы жить на материке?
Он очень устал, его плечо саднило, и больше всего ему хотелось лечь спать, чтобы дать изможденному телу возможность отдохнуть. Ее ехидство было совсем некстати.
– На Ястребином острове достаточно места для меня и моих подданных, – спокойно возразил он. – В восточной Англии пусть живут те, кто жаждет жить в постоянном напряжении, защищаясь от набегов саксонских варваров, грабящих их города. А теперь помолчи.
Он взобрался на пирс и обернулся, чтобы взглянуть на нее. Девушка представляла собой жалкое зрелище. Когда-то белоснежная кожа потемнела на солнце, платье испачкалось, помялось и промокло от морской воды, которой за последние три дня ее то и дело окатывало с ног до головы. Черные волосы спутались и повисли сосульками. Но, несмотря на это, она по-прежнему была полна сарказма.
– Ты ужасно выглядишь, – заметил он, предлагая ей руку. – Если бы мне вздумалось продать тебя, сомневаюсь, что нашелся бы мужчина, пожелавший тебя купить.
Мирана взглянула на сильную, бронзовую от загара руку и отвернулась. Под его ногтями она заметила глубоко въевшуюся грязь. Это развеселило ее. Игнорируя предложенную ей руку, Мирана забралась на пирс и в тот же миг потеряла равновесие. Она непременно упала бы вниз лицом, если бы Рорик вовремя не подхватил ее. Ноги были как ватные. Во время путешествия она постоянно сидела на палубе привязанной у ног Рорика.
– От тебя мерзко воняет, – проронил он и за руку потащил ее вдоль пирса. – Я не чувствовал этого на корабле. Наверное, ветер относил твой запах в сторону.
– И твой тоже, – парировала Мирана.
Он оглянулся и внимательно посмотрел на нее.
– Сначала я думал, что мои воины попытаются изнасиловать тебя, несмотря на мои предупреждения. Ты была довольно мила со своей белой кожей и темными волосами и казалась какой-то особенной, а мужчины всегда падки на все необычное. У тебя странные зеленые глаза. Их цвет наводит на мысли о мистике и тайнах. Знаешь, что они думали, глядя на тебя? «Какая милашка, новое животное для ласк». Даю голову на отсечение, что им было очень любопытно, какого цвета у тебя волосы между ног – такие же черные, как на голове, или нет. Но они держали свои мысли при себе. А последние два дня даже нечего было опасаться, что они захотят тебя, разве не так? Разреши я, они с радостью выбросили бы тебя за борт. Ты не сообщила нам никаких сведений. Ты не сделала ничего хорошего, лишь занимая драгоценное место. От тебя несет, как от тухлой рыбы. Ты ела нашу пищу, пила драгоценную воду и поносила меня так, что мне хотелось тебя удавить.
– Я лишь сказала, что Эйнар найдет тебя и расправится, как и положено с таким жалким ублюдком, как ты.
– Ты повторяла это слишком часто, гораздо чаще, чем мне хотелось бы услышать.
«Точно», – подумала Мирана. Но это было только в первый день пути, когда ярость, переполнявшая ее, была сильнее страха, когда ненависть преобладала над здравым смыслом, пока еще смертельная усталость не притупила разум и волю. Но тем не менее ее дух не был подорван, несмотря на то, что она спала у его ног, как побитая и связанная собака, и он много раз ради своего удовольствия или в наказание, что, впрочем, было не важно, ставил ей на шею и спину ноги. Прошло столько времени, что Мирана давно потеряла ему счет, не различая, когда день сменял ночь и ночь – день. Она была так измучена, что единственным желанием было сесть и никогда больше не двигаться. Но Рорик неумолимо тащил ее вдоль пирса. Мирана чувствовала, что стоит ей упасть, и он потащит ее волоком по земле.
– Еще я говорила, что убью тебя, – собравшись с силами, произнесла она. Это произошло на второй день пути, когда в наказание он не давал ей воды, пока у нее не распух язык.
– Я помню. Мои люди просто падали со смеху.
– Ты не рассказывал им, как я приставила к твоему горлу нож и порезала твою нежную кожу, когда ты разозлил меня?
По всему было видно, что он умолчал об этом. «Конечно, – подумала она, – это уязвило бы его мужское самолюбие». Рука Рорика невольно прикоснулась к порезу на шее, но он вовремя спохватился и опустил ее вниз. Он яростно сверкнул глазами, но произнес довольно спокойно:
