Евгения Марлитт - Огненная дева
Она призвала на помощь все свое мужество и всю силу воли.
– Это неслыханно!.. По какому праву требуете вы от меня объяснений? Я протестантка, а не ваша духовная дочь; я – госпожа в Шенверте, а вы гость; я – женщина, свято хранящая слово, а вы – клятвопреступный священник. Я могла бы дать вам почувствовать мою гордость и молча уйти, но так как вы с угрозою стоите передо мною, то знайте же, что я не боюсь вас, но презираю от глубины души уже потому только, что вы осмеливаетесь так дерзко анализировать и профанировать первую и единственную любовь женщины.
Лиана хотела было уйти, но две сильные руки охватили ее.
– Если я не могу, то и он не должен прикасаться к вам! – долетело до ее слуха.
Она хотела закричать, но горячие губы прижались к ее губам… затем толчок – и стройная женская фигура мгновенно полетела в расступившуюся гладкую поверхность пруда… Страшный крик пронесся над водою, но это был голос не утопавшей, но бежавшей из аллеи служанки, а за нею егеря.
– Мы все видели, бессовестный убийца! – кричала девушка как безумная, протянув руки, чтобы удержать спасавшегося бегством священника. – Спасите, спасите! Держите его!..
Сильным движением оттолкнул он девушку с дороги, как сумасшедший бросился бежать и скрылся в аллее.
Между тем Даммер добежал до пруда и сбросил с себя верхнее платье. В этом месте берег был сух и не топок и почти отвесно спускался на страшную глубину. Вода была неподвижна и прозрачна, как на самой середине пруда. В первую минуту вода сомкнулась над головою Лианы, но вскоре из воды показалось ее затканное серебром тяжелое платье и, подобно блестящим крыльям сказочного лебедя, широко раскинулось по поверхности воды, а затем вынырнула откинутая назад женская головка, с нее струилась вода, и в волосах при лунном свете сверкали смарагды. Это было волшебное зрелище! Поднятые из воды белые руки напрасно искали точки опоры, и теперь только из уст молодой женщины вырвался трепещущий крик о помощи. Страшно тяжелая парчовая ткань, не пропускавшая воду, казалось, держала ее.
Егерь хорошо плавал, но ему пришлось проплыть порядочное пространство – толчок был настолько силен, что несчастную женщину отнесло далеко от берега. Ему, однако, удалось поймать ее за одну руку в ту минуту, как она вторично начала погружаться в воду. Он притянул ее к себе и медленно добрался с нею до берега. Не успел он еще достигнуть твердой земли, как уже бежали к ним по разным тропинкам люди. Страшный, потрясающий душу крик девушки был слышен как в индийском домике, так и в сенях замка. Лен, прибежавшая через розовый кустарник, видела, как ее госпожа чуть не погрузилась во второй раз в воду; из замка же лакеи сбежались как раз вовремя, чтобы вытащить на берег лишившуюся чувств Лиану.
Глава 27
Лен стояла на коленях на траве и поддерживала голову молодой женщины. Она громко кричала и плакала, когда молодая девушка глухим, прерывистым от слез голосом передавала лакеям все случившееся. Девушка сняла свой нарядный белый батистовый передник и нежно отирала им воду с лица и плеч своей госпожи. Это освежающее прикосновение и громкий плач ключницы скоро возвратили сознание молодой женщине.
– Тише, тише, Лен! – прошептала она, приподнимаясь. – Не нужно тревожить барона!..
С приветливою улыбкой протянула она руку своему избавителю, потом энергичным движением поднялась на ноги. Голова у ней кружилась.
Ей казалось, будто деревья гнулись под напором сильного ветра, дорожки вились причудливыми зигзагами, а кругом нее стелился такой туман, что она не решилась идти вперед. Однако Лиана пересилила себя и быстро направилась к замку. Дорогой она испуганно ощупала цепочку: слава богу, важный документ не остался в пруду.
С каждым шагом головокружение исчезало, и она чувствовала себя все крепче; она шла скоро и изредка оборачивалась к сопровождавшим ее людям и прикладывала палец к губам, когда возглас негодования касался ее слуха.
В сенях суетилась прочая прислуга. Все знали, что случилось что-то неслыханное, но никто не мог сказать, что именно и где. Лакеи исчезли из сеней, страшный отдаленный крик услышан был в кухне и коридорах, кучер гофмаршала клялся, что видел собственными глазами, как его преподобие точно бешеный пронесся через усыпанную гравием площадку и исчез за северным флигелем… Ко всему этому из комнат баронессы беспрерывно доносился взволнованный, дрожащий от гнева голос гофмаршала, по временам прерываемый убеждающими или грозными словами молодого барона…
В это время Лиана переступила порог замка; ее лицо было бледно и неподвижно, как у восковой фигуры; с длинных кос на затканное серебром мокрое платье капала вода, а длинный шлейф ее оставлял за собою светлую полосу на мозаичном полу: она походила на русалку, явившуюся с морского дна за человеческой душой…
Она скрылась в колоннаде, и Ганна бросилась за ней в уборную; у девушки от страха волосы становились дыбом. До ее слуха долетели только обрывки того, что вошедшие с Лианой люди передавали друг другу, и она слышала восклицания гнева и озлобления.
Лиана переоделась с неестественною поспешностью. Она ничего не говорила, только зубы ее стучали от лихорадочной дрожи. Из дверей соседней комнаты доносился к ней резкий, крикливый голос неутомимого гофмаршала: можно было расслышать каждое его слово… Он с наслаждением осмеивал своих умерших братьев и их «бродяжническую» жизнь. Он коснулся самого отдаленного прошлого, чтобы доказать, какой длинный ряд горестей и оскорблений должен был по милости этих двух «сумасшедших» выносить он, настоящий сын своих отцов, олицетворение правил и добродетелей, присущих истинному дворянину.
На все возражения Майнау он отвечал презрительным смехом: что мог ему сделать этот раздраженный молодой человек, безостановочно шагавший взад и вперед по комнате.
Завтра он должен будет оставить Шенверт, и хотя они оба имели на него одинаковые права, но после всего обидного, что злой язык одного высказал сегодня другому, они не только не могли жить вместе, но не могли даже дышать одним воздухом. А что гофмаршал, как старший представитель рода Майнау, не уступит – это было несомненно.
Ганна, насколько возможно, старалась просушить густые косы своей госпожи и надела на нее черное домашнее платье. Взглянув на Лиану, она испугалась и задрожала – так страшно бледными казались от черного платья ее лицо и судорожно сжатые синеватые губы.
– Баронесса, не ходите туда! – умоляла ее со страхом горничная и невольно схватилась за платье молодой женщины, которая уже подходила к двери соседней комнаты.
Дрожащие, горячие пальцы коснулись удерживавшей руки и указали на дверь, выходившую на колоннаду. Горничная вышла и слышала, как заперли за ней задвижку.