Виктория Холт - Паутина любви

Я улыбнулась: мой мысли!

— Ах, как я рада, что вы здесь, — повторила я. Джоуэн ответил довольно легкомысленно:

— Приятно, когда тебя ценят!

Однако я чувствовала, что он тронут и очень доволен.

НОЧНОЙ ДОЗОР

Отправилась я к нянюшке Крэбтри и заявила, что нам необходимо серьезно поговорить.

Начала я с заявления о том, что сказанное предназначено лишь для наших с ней ушей. Возможно, все это неправда, всего лишь предположение, но если оно правильно — жизнь Тристана в опасности. Она насторожилась и стала внимательно слушать меня.

— Похоже, в этом есть какой-то смысл, — сказала она, тут же припомнив случай, когда Тристан подвергся опасности из-за открытого окна.

— Я это окно никогда не открывала, — заявила она, — я-то знаю, а кто-то должен был сделать это! Да и одежду с себя сбрасывать у него нет привычки. Выставить с раскрытой грудкой на холод… Я бы убивала тех, кто детям вредит!

— Нам следует позаботиться о том, чтобы он не оставался один… ни днем ни ночью!

Она кивнула.

— Может, все обстоит по-другому. Ах, няня, видишь, как осторожно нам нужно вести себя! Нельзя рисковать. Может быть, большая часть из того, что мы предполагаем, — чепуха, но из-за Тристана мы не имеем права рисковать.

— Все правильно. Пусть по ошибке мы «лучше дерево облаем, чем злодея упустим». Я тебе скажу, что мы сделаем… только это между нами. Знаешь тахту в детской? Вот на ней я и буду спать, никто знать не будет. Тогда я буду все время на страже, днем и ночью.

— Нянюшка, я не смогу уснуть в своей постели! Я собираюсь дежурить в очередь с тобой и сама хочу спать в детской.

Она пристально взглянула на меня и покивала головой.

— Ладно, договоримся так: ты будешь спать на тахте, а я — в своей комнате, с приоткрытой дверью. Я уже все обдумала:

— Я приду туда тихонько, когда все улягутся, а уйду, когда начнет светать, к себе. Очень важно, чтобы никто не знал об этих приготовлениях… никто в доме!

— Ясно, нужно помалкивать!

— Значит, сегодня же?

— Сегодня, — подтвердила няня.

Вот так обстояли дела. Я лежала на тахте, а на рассвете начала различать контуры колыбельки. Спала я чутко: при малейшем шуме со стороны Тристана я просыпалась и начинала прислушиваться.

Иногда я задумывалась: может ли это быть правдой? Не драматизируем ли мы сами ситуацию? Мог ли Гордон иметь в виду убийство? Он присутствовал при рассказе его матери о ребенке Пенгелли. Может, мне почудилось, что он проявил к этому особый интерес? Я пыталась припомнить, что именно тогда он сказал. Врачи ведут исследования; в свое время они установят причину, но пока такие смерти воспринимаются как нечто неизбежное. Как легко оборвать жизнь малыша!

Мои мысли возвращались к тому дню, когда Гордон обнаружил меня в ловушке, подстроенной приливом. Тогда он приложил все усилия, чтобы спасти меня, но он и не собирался избавляться от меня, я не стояла на его пути.

Трудно было заподозрить в таком злодействе Гордона, но насколько хорошо я знала его? Он всегда был для меня загадкой, и — я ощущала это — в нем было что-то зловещее, или я все это выдумала?

Я проспала в детской две ночи, и это была уже третья.

Луны не было, но небо было безоблачным, и звезды светили ярко, особенно одна… Я вспомнила, как в такие ночи Дорабелла говорила: «Это Господь смотрит на нас! Он видел, как ты тайком схватила на кухне пирожное и сунула его в карман. Он записал это в свою книжечку, и когда-нибудь тебе придется ответить за это». На что я возражала: «Большую часть его съела ты, так что тебе больше отвечать!» Она парировала: «Грешно не есть, а воровать!» Дорабеллу можно было вспоминать без конца.

Что-то скрипнуло на лестнице. Я насторожилась, сердце заколотилось в груди. Я прислушалась л. Опять! Кто-то украдкой подбирался к детской!

Я тихо выскользнула из кровати, спряталась за дверь и оказалась там вовремя — она медленно приоткрылась.

Мне не верилось в реальность происходящего… Хотя я ожидала именно этого, все выглядело отрепетированной мною сценой! Вначале я увидела подушку… Ее белизна отчетливо выделялась при свете звезд. Потом, как во сне, точнее, в кошмаре, я поняла, что воображаемое происходит в реальности.

Какая-то фигура двинулась к колыбели и склонилась над ней. Я бросилась вперед с криком: «Няня! Няня! Быстрей!» Фигура резко обернулась. Это был не Гордон. Матильда!

Нянюшка Крэбтри была уже здесь… с крепкой тростью, готовая нанести удар.

Матильда Льюит обернулась. В ее глазах было выражение, показавшееся мне безумным.

— Что… что это вы здесь делаете? — воскликнула она.

— Это что вы здесь делаете? — вопросила няня.

— Убирайтесь! — воскликнула Матильда. — Убирайтесь… обе!

— Это уж вам нужно убраться из детской, — резко возразила няня. — Как вы посмели пробраться сюда, пытаясь убить ребенка?

— Что за бред?

Матильда отбросила подушку, упала в кресло и закрыла лицо руками.

— Няня, — воскликнула я, — сходи и разбуди мистера Льюита. Думаю, он лучше всех знает, что следует делать. — Ты следи за. ней, да отдай-ка мне эту подушку. Мы с Матильдой остались наедине, и она, бессильно опустив руки, глядела на меня.

Я медленно произнесла:

— Вы собирались убить его! Вы собирались убить Тристана! Вы считали, что это несложно, и собирались представить дело так, будто с ним случилось то же, что с ребенком миссис Пенгелли?

Она молчала.

— А другие… — не закончила я. — Что все это значит, Матильда?

Я уже понимала, что это значит. Это стало ясно после открытия, сделанного Джоуэном. Она хотела, чтобы Трегарленд принадлежал ее сыну — ее и Джеймса Трегарленда, — и ради этого она была готова устранить все помехи. Она, казавшаяся такой мягкой, такой бескорыстной, всегда готовой оказать помощь, оказалась способна на убийство!

Как я была благодарна Джоуэну! Если бы не его предупреждение, Тристан был бы сейчас мертв.

Никогда не забыть мне, как выглядел явившийся в детскую Гордон. Он бросил взгляд на мать. Я поняла, что няня рассказала ему о случившемся. Неудивительно, что на его лице было выражение ужаса.

Он был явно потрясен. Подойдя к матери, Гордон положил руку ей на плечо.

— Мама, — пробормотал он. — Мама… Ах, что ты наделала!..

Матильда разразилась рыданиями. Поглаживая ее, он обратился к нам:

— Я отведу ее в комнату, дам ей какого-нибудь снотворного. Она обезумеет, если не сделать этого. Боже, как это ужасно! Пожалуйста, позвольте увести ее! Я вернусь и кое-что расскажу вам. Попытайтесь, пожалуйста, понять…

Матильду трясло. Должно быть, это было что-то вроде припадка. Она начала раздирать на себе одежду и рвать волосы, потом набросилась на Гордона.