Элизабет Чедвик - Наследница Магдалины
— Все. Спим.
Призрачный образ матери уводил Доминика в сказочную страну снов. Никогда прежде ему не спалось так хорошо, как в эту прохладную апрельскую ночь. Пелена неопределенности постепенно спадала с пока еще незримого будущего. Приоткрывались ожидавшие своего часа тайны.
ГЛАВА 34
Тулуза, 1220 г.
Студеные декабрьские ветра насквозь продували узенькие городские улочки, разбрасывая по мостовой хлопья мокрого снега. Похоже, что от них нельзя было укрыться даже за высокими стенами неприступной крепости. «Неудивительно, — подумал про себя Рауль, пытаясь отогреть совершенно онемевшие пальцы, — ведь совсем скоро наступит Рождество». Когда он вошел в трапезную дворца графа Тулузского, плотный шерстяной плащ все еще хранил в себе морозное дыхание зимнего вечера.
Зал был задымлен и полон гостей. Всеобщее веселье то и дело оглашалось пьяным смехом. Основательно поднабравшийся Рай, вскочив из-за стола, поспешил заключить Монвалана в крепкие дружеские объятия. Он был явно перевозбужден.
— Рауль, по правде говоря, я думал, что ты уже никогда не приедешь! — воскликнул сын Раймона. — Уже давно стемнело.
— Объезжал выставленные нами дозоры, — устало махнул рукой главный военный советник графа. — Похоже, что крестоносцы и впрямь уходят.
— Конечно, — пахнул на него винным перегаром Рай. — После гибели де Монфора они зимой не воюют. К тому же мы их так здорово потрепали.
Рауль подошел к ярко пылавшему камину, чтобы побыстрее согреться, а заодно и просушить вымокшую от снега одежду.
— Дружище, у нас ведь сегодня праздник, не отставал от него Рай.
— Какой же? — полюбопытствовал Монвалан. — По-моему, до Рождества еще целая неделя.
— Ни за что не догадаешься. — Чтобы сохранить равновесие, Рай обеими руками ухватился за отвороты шитого золотом парчового камзола. — Сегодня я стал отцом. Моя ненаглядная Хуана подарила мне дочь. По обоюдному согласию мы нарекли ее Жанной.
— Мои поздравления, — улыбнулся, блеснув голубыми глазами Рауль. Он был искренне рад за своего товарища и будущего сюзерена. Звонко хлопнув ладонью о ладонь, они вместе направились к столу.
— Эй, слуги! — распорядился заплетающимся языком Раймон-младший. — Жареного гуся рыцарю де Монвалану! Да не забудьте про кувшин самого дорогого бордосского. Господин, верно, устал с дороги, и ему необходимо как следует подкрепиться.
Сидевший во главе стола граф с укоризной смотрел на быстро пьяневшего сына. «Впрочем, — решил Раймон, — подобные радости случаются в нашей жизни нечасто. Пусть гуляет». Когда все опустошили по очередному кубку, а Раулю под одобрительные возгласы без конца поздравлявших Раймона гостей пришлось осушить целых два, властитель Тулузы, тряхнув пепельно-серебристыми кудрями, неожиданно обратился к Монвалану.
— А вам не приходило в голову жениться в очередной раз, Рауль? Жизнь так коротка, и в ней так мало времени для личного счастья, — вздохнул граф. — Если надумаете, то я подыскал бы вам подходящую партию. Юную красавицу из знатной семьи. Вы еще мужчина в самом соку. Стоит ли вам проводить остаток жизни в скорби и искать верной смерти в бою?
Слова Раймона неожиданно разбередили в душе де Монвалана старую незаживающую рану.
— Победа наша близка, и нет никакого сомнения в том, что очень скоро совместными усилиями мы вернем вам ваши владения, — вкрадчивым голосом вещал Раймон. Слово сюзерена, через несколько лет ваш сын Гильом станет оруженосцем моего наследника. Какие тогда у вас будут заботы? Нет, дорогой мой Рауль, я бы все-таки настоятельно порекомендовал вам в очередной раз вступить в законный брак.
— Да что ты его уговариваешь, папа! — не выдержал Рай. — Вся Тулуза знает, что у нашего доблестного военачальника уже давно есть дама сердца и время от времени он навещает ее по пути в Монсегюр.
От подобных откровений де Монвалану стало не по себе.
— Ты имеешь в виду ту ясновидящую катарку, что спасла наш город? — Граф задумчиво посмотрел на плясавшие в камине языки пламени. — Она и впрямь хороша.
— Госпожа Брижит вовсе не катарка, — холодно заметил Рауль. — К тому же, хоть сейчас она и не замужем, у нее есть дочь.
— От кого же? — не сумел скрыть своего искреннего любопытства Рай.
— От одного рыцаря, — густо покраснев, соврал де Монвалан. — Он погиб в Палестине.
Последовала неловкая пауза.
— Вот и прекрасно! — нарочито громко ударил в ладоши Раймон. — Ты — вдовец. Она — вдова! У обоих есть дети. Если вы действительно питаете друг к другу самые нежные чувства, мы вас непременно поженим.
— Я действительно люблю госпожу Брижит, — произнести эту фразу во всеуслышание Раулю стоило большого труда. — Но я не знаю, ответит ли она согласием на мое предложение и будет ли подобный брак законно освящен.
— Вы бы, сударь, еще папу римского вспомнили! — рассмеялся заметно поседевший за последний год Раймон. — Господин Монвалан, да будет вам известно, что лично я уже дважды отлучен от церкви. И теперь меня даже нельзя будет похоронить по-христиански. — Легким движением пальца, на котором сверкнул рубиновый перстень, он смахнул невольно навернувшуюся слезу. — Да плюньте вы на этих попов! Разве мало мы из-за них крови пролили?
— Послушай, — положил руку на плечо Рауля уже давно клевавший носом Рай, — если ты и впрямь так хочешь, чтобы твой брак с госпожой Брижит был скреплен законным образом, то я знаю тут одного недавно приехавшего из Италии монаха. Он последователь преподобного Франциска из Ассизи и готов повенчать даже птиц небесных. А за золотые, — он потряс прикрепленным к поясу тугим кошельком, — тебя с госпожою Брижит обручит сам Гузман.
Громкий смех по достоинству оценивших эту шутку гостей не позволил Раулю дослушать продолжение тирады. К ним подошел развлекавший публику менестрель.
— Эй, музыкант! Спой нам так, чтоб взяло за душу! — крикнул Рай, ударяя о стол кубком.
Чуткие руки трубадура любовно обняли виолу, и под высокие арочные своды поплыли надрывно-жалящие звуки. «О, когда луч вечерний упадет на дно родника серых глаз, — проникновенно пел менестрель, сочувственно глядя на внезапно погрустневшего Рауля, — я хочу, чтобы на свете было лишь двое нас». Песня исполнялась на аквитанском диалекте, но ее смысл прекрасно доходил до Монвалана. Потупив взор, он уставился на темную лужицу пролитого на столе вина. Восприятие внезапно обострилось. Бешено забившееся сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.
«Эта песня о нас, — внезапно осенило Рауля. — Моя любимая снова подает мне знак. Более медлить нельзя, пришло время действовать решительно». «Вместе мы видим сны», — щемяще трогательно вывел рефрен своей канцоны придворный трубадур, и в трапезной воцарилась поразительная тишина. Воображение Рауля уже рисовало образ женщины, ставшей его судьбой.
