Воспитанница любви - Тартынская Ольга
Вера не любила баню, но возразить не посмела. Отчего-то здесь она вновь почувствовала себя той, за кого выдавала: компаньонкой богатой барыни, воспитанницей. Должно быть, оттого прислуга с ней так развязна и дерзка. От обеда Вера отказалась, из комнаты не выходила, не желая лишний раз сталкиваться с Аленой. Попросила Дуню узнать, есть ли поблизости река или озеро. Степан вызвался их проводить до тихой речной заводи, где можно было искупаться. Дуня прихватила мыло, мочалку и простыню, и они направились мыться на реку, хотя баня уже топилась. Вне дома Вольского Вера почувствовала себя свободнее, легче. Наступал тихий теплый вечер, вода приятно освежала. Дуня вымыла длинные волосы княжны, обтерла ее мочалкой, а после госпожа возжелала поплавать. Воспользовавшись моментом, горничная направилась обсыхать под убегающим солнышком на пригорке, где лежал в траве Степан.
Вера выбралась из заводи и поплыла по течению вдоль берега, опасаясь заплывать далеко в незнакомой реке. Она уже стучала зубами от холода и решила возвращаться, но плыть против течения оказалось непросто. Поборовшись с водным потоком, Вера выбилась из сил. Следовало выбраться на берег и, скрываясь за камышами, пробраться к знакомой заводи. Девушка огляделась по сторонам. Берег здесь небольшим обрывом нависал над рекой, и без опасения быть увиденной Вера могла выбраться из воды и спрятаться под нависшим козырьком обрыва, чтобы перевести дух и согреться, а затем продолжить путь назад вплавь или вдоль берега по камышам. Едва она оказалась под спасительным козырьком, как услышала над головой шум, и прямо над ней с берега в воду пролетело снарядом загорелое мужское тело. Всплеск воды, брызги, восторженный вопль.
Вера, как раненая утка, метнулась в камыши, покуда ее не заметили. Нелепость положения теперь усугублялась присутствием мужчины, плещущегося и фыркающего неподалеку. Трясясь от холода, Вера попыталась двигаться вдоль берега, но речная осока больно резала ноги, которые к тому же вязли в грязи и проваливались в какие-то ямы. Осторожно высунувшись из зарослей камыша, Вера никого не увидела на поверхности реки. Она решилась, собрав все силы, плыть назад, к заводи. Сделав несколько шагов в реку и скрывшись по грудь в воде, девушка собиралась с духом, чтобы противостоять течению, и вдруг она закричала от испуга. Прямо перед ней вынырнула чья-то голова. Отпрянув назад, Вера упала и стала барахтаться в осоке, напоминая все ту же раненую утку. От страха она начала захлебываться и тонуть там, где воробью по колено. «Как нелепо!» – мелькнуло в голове. Тут погибающая княжна почувствовала, что чьи-то руки подхватывают ее и поднимают из воды. Ничего не видя из-за спутанных волос, она ощутила прикосновение чужого нагого тела к ее собственному, холодному как лягушка. Нос ее уткнулся в мокрое загорелое плечо спасителя. Мужчина подозрительно молчал, пока Вера откашливалась и успокаивалась.
Еще не взглянув в лицо, Вера вдруг поняла, кто этот нагой человек, который держит ее на руках. Она замерла от ужаса, а он осторожно поставил девушку на ноги и убрал мокрые волосы с ее лица. Сердце юной княжны остановилось, когда она встретила изумленный взгляд Вольского.
– Вера?! Здесь? Как?!
Да, такую встречу она не могла вообразить и в самых пылких своих грезах. По колено в воде, в камышах, да еще едва не утонув в луже. Она стояла перед Вольским в одном нательном крестике и даже не пыталась прикрыться. Впрочем, и Вольский также. Он был столь удивлен, что ему и в голову это не приходило.
– Барин! Андрей Аркадьевич! Где вы? – послышался рядом голос Алены. «Опять Алена!» – Я квасу принесла!
Первой опомнилась Вера. Она ринулась в воду, как на приступ крепости, и резво поплыла. Откуда только силы взялись!
В мгновение ока княжна доплыла до заводи, где ее уже искала перепуганная Дуняша.
– Барышня! Напугали нас до смерти! Степан уж нырять собрался. Случилось ли что?
Выбравшись на берег, Вера долго стучала зубами и не могла слова выговорить, только куталась в простыню. Когда сознание ее охватило происшедшее, девушка затряслась еще более и вовсе утратила дар речи. Под причитания одевавшей ее Дуни Вера вспоминала всякий мелкий штрих в лице Андрея, силилась мысленно всмотреться в дорогие черты и понять, рад был Вольский или только удивлен. Да, он был ошеломлен неожиданной встречей, но в глубине его глаз, таких ясных, отразивших августовское синее небо, в глубине их прятался радостный испуг!
Страшнее всего было теперь вернуться в дом и вновь предстать пред эти чудные очи. Вера постаралась прокрасться в свою комнату невидимкой. Посчастливилось никого не встретить на пути. Дуня сушила и расчесывала княжне ее роскошные волосы, а Вера лихорадочно искала способ сохранить достоинство при встрече с Вольским. «Надо одеться изысканно и со вкусом, – подумала она, вспоминая, какие наряды захватила с собой. – Я богатая наследница, княжна, представленная самому государю, танцевавшая в Петергофе с наследником. Захоти я, была бы сейчас фрейлиной Александры Федоровны!» Однако эти заклинания не помогали. Вера все еще чувствовала себя бедной воспитанницей, робеющей перед блестящим светским господином, записным насмешником и жуиром. «Ну и ладно. Все к лучшему. Будь что будет».
Она внезапно успокоилась, внутренняя лихорадка оставила ее наконец. Выслав горничную, Вера присела к окну. Солнце ползло за горизонт, обещая назавтра жаркую сухую погоду. Вольский не шел и не звал ее к себе. Заглянула Дуняша:
– Сказывают, барин приехали. Попарились в баньке, теперь ужинать будут. Вам одеться бы надобно.
Вера молча подчинилась. Едва они завершили туалет, как прислали сказать, что пора идти к ужину. Княжна глубоко вздохнула, перекрестилась и ступила за порог.
Глава 8
В имении
Барский дом в Варварине напоминал дом Вольской в Петербурге, поставленный на английский манер. Конечно, в деревне все было куда проще, но в коридорах по стенам также висели старинные портреты, в гостиной был устроен зеленый боскет – беседка из живых растений, за столом также прислуживали ливрейные лакеи в белых перчатках. Алена подпирала косяк двери и ела Веру недобрым взглядом. Между хозяином и гостьей расстояние в длину порядочного стола вовсе не располагало к доверительной беседе. Кажется, Вольский сделал все, чтобы задать принужденный светский тон, не позволяющий нарушить дистанцию между ними.
Когда Вера вошла в столовую, Андрей любезно подал ей руку и провел на место. Он был безукоризненно вежлив, обращался к ней на вы, светски поддерживал незначительный разговор. И одет он был соответствующе: в обеденный фрак, из-под которого торчали жесткие, крахмальные воротнички белее снега. «Может, на реке был вовсе не он?» – задалась вопросом вконец сробевшая княжна. У сидящего перед ней Вольского не было ничего общего с тем веселым, плещущимся и фыркающим мужчиной, живым, загорелым, распаренным.
– Так вас послала моя матушка? – повторил свой вопрос Андрей.
На лице его появилось такое знакомое Вере капризно-брезгливое выражение, и выпятилась нижняя губа.
– Почему именно вас? Что свело вас вместе? Помнится, вы играли на театре каких-то… куколок?
Вера почувствовала, как все холодеет внутри, не тотчас собралась с силами, чтобы ответить:
– Я давно не играю. Это было вынужденно. Варвара Петровна попросила меня убедить вас вернуться в Москву и помириться с ней. Ваша матушка предполагала, что я… что мое присутствие… что вы послушаете меня…
Вольский презрительно фыркнул:
– Давно ли она благоволит к вам? Или это последнее средство? Что ж, мы еще вернемся к этому. Как вы устроились? Всем ли довольны? Долго ли думаете гостить у нас и куда направляетесь после?
Он спрашивал с напускным хладнокровием, но Вера чувствовала каким-то инстинктом, что все это маска, что притворство дается ему нелегко. Или она обманывает себя? Ни слова о встрече в реке. Отчего? Однако надобно же что-то ответить.
– Как только вы дадите определенный ответ на просьбу вашей матушки, я отправлюсь в Москву доставить его.
