Ольга Клюкина - Сапфо, или Песни Розового берега
— Отлично сказано! — не удержался и громко высказался один из слуг Клеиды, который все это время стоял возле дверей. — Ни убавить ни прибавить!
Сапфо хорошо знала манеру Скамандронима давать своим слугам приказания ни на минуту не спускать с драгоценной Клейсочки глаз — и некоторые недалекие охранники воспринимали такой приказ буквально.
Поэтому Сапфо привыкла не обращать никакого внимания на слуг и рабов, которые сопровождали Клеиду в дороге, разделяя мнение отца, что излишняя осторожность все же куда полезнее для молодой девушки, чем пагубная беспечность.
Алкей же, не терпевший демократических вольностей, которые нередко позволяла себе здешняя домашняя челядь, сильно нахмурился, но на этот раз все же сдержал свои чувства.
Вот если бы он был у себя дома, в Митилене, то запросто мог бы отхлопать по губам и оттаскать за язык нечестивца за то, что тот без разрешения влезает в разговоры знатных людей.
— Нет, мне совсем теперь не нравится это стихотворение, — вдруг сказала Сапфо. — Я сожгу свиток, чтобы про него все поскорее забыли.
— А я, наоборот, прикажу своим рабам переписать его сто раз и развесить на домах, чтобы каждый помнил о том, как опасно чересчур сильно заноситься над другими! — с горячностью возразил подруге Алкей.
— Только попробуй! Тогда я… я напишу новые строки, в которых прославлю моего Харакса за то, что он умеет так искренно чувствовать и быть по-настоящему правдивым в любви. Вот чему, Алкей, нам всем надо учиться!
— О чем ты говоришь, мама! — возмутилась Клеида. — Наверное, в тебя сейчас просто вселились злобные эриннии! Неужели ты совсем не осуждаешь Харакса за то, что он не послушался родителей и снова уехал к своей черной образине?
— Нет, не осуждаю, — спокойно сказала Сапфо. — Я почему-то думаю, что Харакс в глубине души надеется, что отец все же разрешит ему когда-нибудь вернуться вместе с Родопидой. А от себя я непременно напишу Хараксу, что не держу на него гнева и считаю, что настоящая любовь не может знать преград.
— Верно, — тихо поддакнул стоящий у дверей слуга.
— Значит, ты хочешь, чтобы у Харакса потом к тому же родились черные дети? — воскликнул Алкей. — Опозорив тем самым весь наш… ваш славный род? Хорошо, назови их так — если родится мальчик, то Уголек, а если девочка, то — Смолка, и пусть жена Харакса укладывает их спать возле очага!
— Прекрати кривляться, Алкей! — возмутилась Сапфо. — Я не позволяю тебе насмехаться над моим любимым братом, которому сейчас и без того трудно!
— Но… мама… Что бы сказал дедушка, если бы услышал сейчас твои слова? Или бабушка Клеида? Мне даже странно тебя слушать, возьми свои слова обратно! — испуганно проговорила дочь, глядя на Сапфо.
Ведь для Клеиды отношение к беспутному дядюшке было настолько однозначным, что ей действительно даже странно было слушать на этот счет хоть какие-то другие мнения, и особенно — от собственной матери.
Сапфо сделалось даже немного жалко растерявшуюся Клеиду, но она только молча вздохнула и сдвинула брови.
— Не слушай ее сейчас, Клеида! У твоей матери временно помутился рассудок, и она нарочно так говорит! И теперь не переменит своих слов даже просто из упрямства, — тоже заметно повысил голос Алкей. — Возможно, она просто тоже заразилась «звонкой славой» из-за того, что я сильно похвалил ее стихотворение. С поэтами такое бывает!
— Пока что я отвечаю за свои речи и поступки, — упрямо мотнула головой Сапфо. — Даже если они кому-то не нравятся.
— Глупости! Пустые бредни! — воскликнул Алкей и вдруг, схватив со стола уголь, еще сильнее раскрасил им свою щеку. — А ты представь, что я чернокожая девка! И что, скажешь, что тебе приятно было бы такую целовать или держать в объятиях, словно кусок липкой смолы?
— А почему бы и нет? — сказала Сапфо, сделала шаг к Алкею и без смущения поцеловала его в самую грязную щеку.
От неожиданности Алкей тут же забыл, что еще хотел добавить из своих обвинений, и застыл на месте.
— Ну, и что особенного? — улыбнулась Сапфо черными от сажи губами. — Признаться, Алкей, я не испытываю сейчас никаких особенных чувств, кроме приятных. Думаю, что и наш Харакс тоже не слишком мучается со своей Родопидой, так что давайте не будем его напрасно жалеть и осуждать.
— Но… мама, — выдохнула Клеида, поразившись вызывающему поведению матери. — Но как же…
— Отлично! Вот это да! — заявил снова слуга, стоящий в углу, и громко захлопал в ладоши.
Это Алкея и вовсе доконало — ему вдруг показалось, что слуга вздумал над ним посмеяться.
— Ну ты, ублюдок! — вскричал Алкей, выходя из оцепенения. — Что ты себе позволяешь? Я живо научу тебя знать свое место!
И Алкей набросился на слугу с кулаками, немало удивившись, что тот вынул из-за пояса очень дорогой, посеребренный меч и занял оборонительную позицию.
Алкей, недолго думая, обнажил свой меч, с которым не расставался ни во время войны, ни в мирное время, и набросился с оружием на распоясавшегося нахала.
— Мама! Что они делают! — громко закричала Клеида. — Мама! Сделай что-нибудь! Это же мой Гермий! Ты же видишь — сейчас может пролиться кровь! Алкей! Гермий!
— Эй, слуги, сюда! — и сама уже не на шутку перепугалась Сапфо. — Диодора, зови скорее мужчин, нужно остановить драку.
В комнату прибежали рабы и слуги, которые принялись растаскивать Алкея и его противника в разные стороны.
Впрочем, не известно, чем бы закончилась схватка и сколько бы еще в комнате оказалось перебито «глотисов», но, к счастью, откуда-то появился Леонид, который крепко схватил Алкея за руки, так что из могучей хватки «геракла» выбраться было вовсе невозможно.
— Эй, дружок, погоди, ты мне еще нужен, — шутливо проговорил Леонид. — А как же дом? У кого потом я буду искать свои деньги? Признаться, я, Алкей, не из иберцев, чтобы потом отправляться к тебе за долгом на тот свет, лучше пока походи на этом.
— Но это же мой Гермий, Алкей! — вскричала Клеида, подбегая к слуге. — Разве ты не узнаешь сына Сераписа? Ведь он теперь мой жених!
— Гермий? Жених? — совсем уже ничего не могла понять Сапфо.
— Ну конечно, мама, мы с Гермием решили пожениться! Он из хорошей семьи, дедушка с бабушкой хорошо знают его родителей. И я приехала, чтобы ты с ним тоже познакомилась и чтобы обсудить важные дела…
— Жених? Но почему же ты мне сразу не сказала? — залилась краской стыда Сапфо, припоминая, какую картину увидел сегодня жених Клеиды — драку с Фаоном, голый зад Эпифокла, разрисованного углем Алкея, ее саму с черными губами, а под конец дело и вовсе чуть было не дошло до смертоубийства.
