Конни Мейсон - Пират

– Держи карман шире! – сказал Гай. – Не стану я подписывать никаких бумаг.

– Смейся, смейся, Охотник! – Фолк обнажил зубы в хищной улыбке. – Но когда тобой как следует займутся мои мальчики, ты не только подпишешь все, что надо, ты будешь умолять, чтобы тебе поскорее дали перо и бумагу и избавили от муки. Я правильно говорю, ребята?

– Точно! – в один голос откликнулись Монти и Сквинт. – Охотник высадил нас тогда на необитаемый остров подыхать с голоду. И мы таки почти загнулись там. Если бы нас не подобрало то судно, мы давно были бы покойниками.

– Неужели ты думаешь, Фолк, что этим трусливым шакалам по плечу справиться со мной? – Гай брезгливо поморщился. – Крысы помойные!

– По плечу или не по плечу, это мы сейчас увидим! – огрызнулся Фолк. – Давай, Сквинт, начинай. Заставь нашего гостя быть посговорчивее.

Уродливое лицо Сквинта стало еще уродливее от перекосившей его ухмылки.

– Не беспокойтесь, мистер Фолк, – процедил он сквозь зубы. – Предоставьте мне это дело, и я заставлю голубчика подписать все, что вам надо. В две минуты заставлю.

Он вышел вперед и встал перед распятым на стене Гаем. Фолк с жадным любопытством наблюдал за Сквинтом и не мог сдержать ликования, когда тот размахнулся и изо всей силы ударил Гая кулаком в живот. Гай дернулся на своей дыбе, но в ту же секунду получил от Сквинта сильный удар в челюсть. А затем удары посыпались один за другим, словно из мешка. Еще немного—и голова Гая бессильно свесилась на грудь. Он потерял сознание.

– Довольно, – приказал Фолк, поднимая с пола ведро холодной воды. – Отойди-ка в сторону, Сквинт. Я приведу его в чувство. Может быть, он уже созрел для того, чтобы подписать бумагу.

Гай вздрогнул, когда на него обрушилась струя ледяной воды, захлебнулся, закашлялся и тряхнул головой – ведь руки его были по-прежнему связаны, и он не мог даже стереть с лица холодные капли. Затем кто-то дал ему сильную пощечину, от чего к Гаю вернулась способность дышать. Он разлепил веки и подумал о том, что только что вернулся из ада. Все тело его разламывалось после увесистых ударов Сквинта.

– Пришел в себя? Отлично, – спокойно и даже весело сказал Фолк. – Ну что, с тебя довольно? Готов подписать бумагу?

– Иди ко всем чертям! – прорычат в ответ Гай.

Глаза Фолка потемнели от ярости.

– Ну что ж, тогда, может быть, Монти сумеет тебя уговорить. – Он поманил пальцем второго пирата. – Охотник твой, Монти. Можешь делать со своим бывшим дружком все, что захочешь.

Монти окинул взглядом мокрого, беззащитного Гая, и на лице его мелькнула дьявольская усмешка.

– Я знаю способ, который подействует наверняка, – сказал он, похлопывая по голенищу сапога кнутом. – Поверни-ка его спиной ко мне, Сквинт.

Фолк с готовностью бросился на помощь, и они вдвоем со Сквинтом немного ослабили веревки, стягивающие Гая, – ровно настолько, чтобы повернуть его лицом к стене. Хотя Гай еще не отошел от побоев, которыми наградил его Сквинт, мозг его сработал автоматически, и он напряг руки, чтобы веревки на сей раз не были затянуты так же крепко, как прежде. Затем Гай стиснул зубы и приготовился к удару. Но сначала он почувствовал, как с него срывают сюртук и раздирают на спине рубашку.

– Можно начинать? – звенящим от нетерпения и ярости голосом спросил Монти, и этот голос заставил Гая вздрогнуть.

– Подожди! – Фолк движением руки остановил Монти, подошел поближе к Гаю и, присмотревшись внимательнее к его спине, присвистнул. – А ведь этот мерзавец уже пробовал в своей жизни кнута! Посмотрите-ка на эти шрамы. Такие рубцы может оставить только кнут. Эй, расскажи-ка нам, где и когда это было, Охотник!

– Сам подумай хорошенько своей свинячьей головой, – сквозь зубы процедил Гай.

– Ах, так? Тогда приступай, Монти! Заставь его заговорить, заставь подписать бумагу.

Гай невольно напрягся, услышав свист кнута, рассекающего воздух. Первый удар тяжело обрушился на его спину. Затем второй, третий... Потом удары стали падать на него все чаще и чаще, и вскоре Гай потерял им счет.

– Будешь подписывать? – кричал ему Фолк, перекрывая свист кнута.

– Катись к дьяволу! – хрипло ответил Гай, твердо зная, что никакие пытки не заставят его подписать признание.

Кнут гулял по спине Гая еще несколько минут, пока узник Фолка вновь не потерял сознание.

– Печально, но удары на него совершенно не действуют, – заметил Фолк, останавливая зашедшегося Монти.

– Мне окатить его водой, чтобы он очнулся? – потянулся к ведру Сквинт.

– Нет, не стоит, Сквинт. Бить его бесполезно. Нужно придумать что-то другое, что заставит его сдаться... – взгляд Фолка вдруг загорелся от радости. – Придумал! Мы заставим его подписать признание, если сумеем притащить сюда его жену и мальчишку. Он так привязан к ним, что ради них пойдет на что угодно.

– И вы хотите, чтобы мы притащили эту девку и ее щенка сюда, мистер Фолк? – улыбнулся догадливый Сквинт. – Конечно, мы с Монти могли бы устроить это для вас, но только гоните монету.

– Пока не нужно, сначала я должен все хорошенько обдумать, – задумчиво протянул Фолк. – Оставайтесь здесь и присматривайте за Охотником. И ничего больше не делайте с ним без моего приказа. Если я вам понадоблюсь, найдете меня в моем кабинете.

Поднявшись в кабинет, Фолк уселся за письменный стол и глубоко задумался. Итак, побои оказались напрасны: Охотника они не сломили. У этого пирата, похоже, дубленая шкура, совершенно не чувствительна к ударам. Конечно, можно было бы убить Охотника – Фолку это в принципе ничем не грозило. Но зато тогда он ничего бы не смог доказать. А ему непременно хотелось унизить, разоблачить этого негодяя! Заставить весь город ахнуть от удивления, когда откроется, что виконт Гай Хантер – не кто иной, как пират, известный под именем Охотник. Преступник, за голову которого назначена награда. Вот это будет месть! Вот это будет достойное наказание для кровавого ублюдка!

Увы, Охотник оказался невосприимчив к боли. Это, разумеется, досадно, но поправимо: в обмен на безопасность жены и сына этот дикарь охотно сложит собственную голову.

Оставался вопрос: как заставить Блисс прийти сюда, да еще вместе с сыном. Кто смог бы это сделать?

И вдруг Фолк понял – кто. Он схватил лист бумаги, придвинул к себе чернильницу и принялся лихорадочно скрипеть пером. Закончив писать, он запечатал письмо, спустился назад в подвал и вручил его Монти.

Когда Монти вернулся назад вместе с Клодом Гренвилем, на дворе уже сгустились сумерки.