Дебора Мартин - Леди туманов

Она, падая, спрятала лицо на его груди.

— Эван!.. О Боже… Эван!

— Как ты? — шептал он, прижимая ее к себе. — Это чудище не причинило тебе вреда?..

— Нет, нет… — пробормотала Кэтрин. — Хотя он собирался жениться на мне и держать взаперти у себя в поместье… но ты сам слышал, чего он хотел… — Кэтрин всхлипнула и вновь разразилась рыданиями.

Эван принялся нежно гладить ее, шепча ласковые слова утешения:

— Теперь все позади, любовь моя. Ты со мной. Его уже нет.

Кэтрин напряглась:

— Он умер? — спросил она, хотя никаких сомнений в этом быть не могло. Никто не выжил бы после такого.

— Уверен, — Эван ткнулся лицом в ее волосы. — Ты видела сосуд перед тем, как ударила молния?

— Видела. — Она вскинула на Эвана глаза. — Почему он вдруг засветился?

Он покачал головой, взгляд его затуманился:

— Не знаю, любовь моя. Не знаю.

. — Господи праведный! — услышали они восклицание за своей спиной.

Кэтрин и Эван обернулись. Сэр Хью стоял возле дольмена.

— Вы только взгляните! Камень раскололся на две половины!

Кэтрин содрогнулась с ног до головы и снова уткнулась лицом в грудь Эвана, Она не могла заставить себя посмотреть на треснувший дольмен. Никогда ей не забыть выражения, которое промелькнуло на лице сэра Рейнальда, когда в него ударила молния… то была смесь недоверия, ужаса и боли. Никто не заслуживает столь страшного конца, даже злодей, подобный сэру Рейнальду.

И все же во всем этом просматривалась некая закономерность.

Он жаждал сверхъестественной силы… и он получил ее. Больше, чем в состоянии вынести человек. Наверное, существует предел тому, на что могут претендовать обыкновенные смертные. И даже мечтать о запретном человеку заказано.

— А как же сосуд? — спросил Эван у сэра Хью. — Что с ним?

Кэтрин вся сжалась. Сосуд. Действительно, что с ним?

Им ответил Рис, и в голосе его звучало благоговение:

— Идите сюда. Случилось невероятное…

Эван хотел было оставить Кэтрин одну и пойти посмотреть, но она не отпустила его, и они вдвоем двинулись к дольмену. Все происшедшее было связано с этой ее семейной реликвией, и Кэтрин хотела знать, что с ней сталось. Оба осторожно обошли ту сторону дольмена, где возле сэра Рейнальда на коленях стоял Бос, еще надеясь найти какие-то признаки жизни в распростертом теле.

Кэтрин старалась не смотреть на дольмен и черную трещину, расколовшую его пополам. Но при виде сосуда… вернее того, что осталось от него, она ахнула.

Удар молнии расплавил бронзовый сосуд, превратив его в бесформенный кусок металла. На том месте, где было изображение ворона, осталось только почерневшее пятно.

Но зато с другой стороны изображение девушки и воина совершенно не пострадало.

Словно в забытьи, Кэтрин протянула руку к сосуду, но Эван остановил ее:

— Обожжешься!

Глядя на искореженный металл, Кэтрин прошептала:

— Не думаю, что кто-то теперь сможет выпить из него хотя бы глоток.

— Нет, конечно, — согласился Эван.

— Пожалуй, следует отправить кого-нибудь за констеблем в Кармартен, — сказал сэр Хью. — Наверное, придется мне взяться за это дело. — Он повернулся и пошел прочь.

— Пойду проверю, не прячется ли кто-нибудь из этих выродков поблизости в лесу, — пробормотал Рис. — Но вряд ли, они все перепугались до смерти. — И он направился в сторону леса, окружающего поляну.

— С вашего разрешения, мадам, — проговорил Бос, — я вернусь в замок и сообщу слугам обо всех этих событиях. Сейчас там наверняка все находятся в страшном волнении.

Кэтрин кивнула и проводила Боса глазами. На месте трагедии остались лишь двое живых — она и Эван.

Обняв за талию, Эван повел ее прочь от дольмена. Гроза, словно по мановению волшебной палочки, стихла. Казалось, силы природы, возмущенные непомерными претензиями сэра Рейнальда, взбунтовались и мгновенно успокоились, едва его не стало.

И вот первые лучи восходящего солнца осветили верхушки деревьев. Древние дубы по краям поляны окрасились в золото и пурпур — настоящее праздничное многоцветие.

Кэтрин остановилась в центре поляны и подняла голову вверх, к небу. Казалось, Природа после того, как смела с пути безумца, покусившегося управлять ею, снова обрела спокойствие и преисполнилась щедрости.

— Теперь, надеюсь, ты понял, — сказала она Эвану, — кто убил твоего друга Юстина. Сэру Рейнальду удалось через Мориса выведать про сосуд. Он стал следить за мной, чтобы добиться власти.

— Да, я знаю, — пробормотал Эван, еще крепче прижимая ее к себе. — И он же убил Дейвида.

Слезы покатились по щекам Кэтрин:

— Как много людей погибло из-за этого сосуда Морганы. Мужчины трех поколений женщин в моем роду. Вилли. Твой друг. И теперь этот несчастный Дейвид. Вряд ли Моргана предвидела, чем обернется ее недовольство замужеством дочери.

Эван прерывисто вздохнул.

— Ты знаешь, Кэтрин, я никогда не верил… в магию друидов и тому подобное. Но то, что я видел сегодня!.. Сегодня мы были свидетелями поистине невероятных событий…

Сердце Кэтрин забилось, она слегка отстранилась, глядя на облака, которые из черных и мрачных превратились в белые хлопья, беззаботно плывущие по небу.

— Что же теперь нам делать? Что с нами будет? Эван снова приблизился к ней, рука его скользнула по талии Кэтрин:

— Мы поженимся и народим много детишек. Будем любить друг друга до конца своих дней. Вот что с нами будет.

— А как же проклятие? — дрогнувшим голосом прошептала она.

— Разве ты не видела все своими глазами? Сосуд уничтожен. Нельзя испить из сосуда, которого больше нет.

— Да, но, быть может, это означает, что я проклята навеки?

Эван ласково погладил ее волосы:

— Не думаю. Напротив. Моргана, видя, как Рейнальд попытался использовать могущество сосуда для достижения своих зловредных целей, решила раз и навсегда уничтожить его. Вот почему изображение ворона — по кельтским понятиям символа смерти — исчезло. Осталось только изображение девушки и воина. — Он поцеловал ее возле уха. — Наше изображение, любовь моя. Спаситель из меня, конечно, не получился. И волосы у тебя не до пят, как у этой девицы, но это пустяки. Моргана благословила наш союз.

Кэтрин в глубине души согласилась с ним. Но она так долго жила в страхе, что ей теперь было нелегко решиться на замужество, не имея сосуда. Она не могла рисковать жизнью Эвана.

— Но что, если…

— Кэтрин, — прошептал он, повернув ее лицом к себе. — Я люблю тебя. И хочу жениться на тебе. И ты хочешь выйти замуж за меня. Раз в жизни рискни всем. Возьми свою судьбу в свои руки. Ну-ка повторяй следом за мной: «Нет никакого проклятия. И мне нечего бояться. Я хочу жить. И я хочу жить с Званом».

Приподняв ее подбородок кончиком пальца, он улыбнулся:

— Ведь ты не хочешь, чтобы я в полном одиночестве бродил вокруг твоего замка и ждал дня, когда ты умрешь от одиночества и тоски по мне? А потом лег рядом с тобой и тоже умер, потому что без тебя мне нет жизни?

И глядя в глаза человеку, которого тоже любила больше жизни, Кэтрин поняла, что их чувство сильнее какого бы то ни было проклятия. Он прав.

— Скажи, что готова рискнуть. Скажи, что любишь меня…

И Кэтрин обняла его за шею и улыбнулась в ответ, ощущая, как нежность разливается в груди, освобождая от всех прежних страхов.

— Да, любимый. На всю жизнь. На веки вечные.

И поцелуй, которым он одарил ее, был самым лучшим доказательством вечной любви, о какой Кэтрин могла мечтать.

Эпилог

Наутро после третьей годовщины свадьбы Кэтрин проснулась рано, еще до восхода солнца. Она лежала, вспоминая, как замечательно они отпраздновали этот день накануне — тихо и степенно за столом… И совершенно бесстыдным образом в постели, в спальне.

С легкой улыбкой она повернулась в сторону Эвана и вдруг увидела, что его нет. У нее тотчас перехватило дыхание.

Три года. Три года — и один день.

Соскользнув с постели и судорожно оглядываясь в поисках халата, Кэтрин твердила себе, что у нее нет основания для беспокойства и тревоги. Она частенько не заставала Эвана в постели при пробуждении. Ему нравилось встречать восход солнца и лишь потом обращаться к заботам дня и помогать Кэтрин управляться с делами и писать свои книги.

Тем не менее она поспешно оделась и быстро вышла из спальной комнаты. Пока она не увидит Эвана, она не успокоится.

Но, проходя по коридору мимо детской, Кэтрин услышала мужской голос и остановилась.

Волна облегчения захлестнула Кэтрин, когда, отворив дверь в светлую комнату, она увидела Эвана в кресле у окна с двухлетней Юстиной на коленях. Засунув большой палец в рот, малышка вместе с отцом смотрела на восток, где вот-вот должно было взойти солнце. Трепещущее сияние уже озарило небо.

Наблюдая за мужем и дочерью, Кэтрин улыбнулась, чувствуя, как тепло разливается в груди. Хотя Юстина унаследовала цвет волос и черты лица матери — девочка всей повадкой пошла в отца. Она, подобно Эвану, всегда просыпалась на рассвете, была намного смелее, чем Кэтрин. А также попадала во всякие переделки гораздо чаще, нежели это приличествовало юной леди. И она щебетала сразу на двух языках: валлийском и английском.