Жюльетта Бенцони - Кинжал с красной лилией
— И за все это время король ни словом не обмолвился в ее защиту? Видно, ты очень хотел заполучить эту шлюху, если пустился на подобные лживые россказни!
— Я никогда не осквернял себя ложью! — прорычал Тома. — И ты немедленно ответишь мне за свое оскорбление!
— Не желаю ничего лучшего, как стереть тебя в порошок, фальшивый грош!
— Довольно! — грозно провозгласил Жан д'Омон. — Уведите обоих безумцев и поместите их в Шатле! Иначе они весь Париж предадут мечу и огню. И непременно разместите их в разных камерах. А я тотчас же отправлю курьера с письмом к Его Величеству королю!
— А почему бы не начать с курьера, который отправится с известием к королеве? — спросил Женен. — Мне кажется, произошедшее касается в первую очередь ее.
— Нет! — прогрохотал прево. — Может случиться так, что, когда король вернется, ответ придется держать и королеве. И если он будет в гневе, то не поздоровится ни вам, ни мне, и я вас уверяю: мы с вами переживем нелегкие минуты...
— Это я вам обещаю! — проревел Антуан, которого стражники тащили к выходу вслед за его новоявленным врагом. — Я молчать не собираюсь и могу вам сказать...
— Ровным счетом ничего! Я-то стреляный воробей, а вы всего-навсего желторотый юнец. Несколько дней тюрьмы освежат вам голову и обогатят ее новыми мыслями.
— Очень сомневаюсь! А с преступницей, что вы... Но конец его фразы растаял в коридоре ратуши.
— Именно этот вопрос, касающийся донны Лоренцы, я и хотел обсудить с вами, господа, и предлагаю сделать это в нашем тесном кругу. Если только господин городской голова согласится еще какое-то время потерпеть нас в своих владениях, — и Жан д'Омон вопросительно посмотрел на Сангена.
— Оставайтесь, сколько вам будет угодно, — тут же откликнулся Санген. — Располагайтесь, господа! — И он указал на табуреты вокруг большого стола, за которым обычно проходили заседания городского совета.
Толпа на площади все еще не расходилась и, как только появилась стража с двумя новыми узниками, разразилась криками. Санген поспешил закрыть окна, — несмотря на холодную сырую погоду, они были открытыми, наполняя свежим воздухом вместительное помещение.
— Итак, господа, — заговорил, усевшись, Жан д'Омон, — какое мы примем решение относительно донны Лоренцы?
Никто и вообразить себе не мог, что в это время происходило в Лувре.
Король возвращался в Париж в отвратительнейшем настроении, что случалось с ним чрезвычайно редко. Ему в очередной раз пришлось ставить на место богатейшего и ненасытного герцога д'Эпернона, одного из миньонов Генриха III, который постоянно интриговал в пользу испанцев. Возвращался король не спеша, и вдруг услышал звон большого колокола церкви Сен-Жак-де-ла-Бушри. Генрих поинтересовался, по кому звонят, и ему тут же сообщили, что «казнят жену — убийцу несчастного маркиза де Сарранса». Король закричал что есть силы Бассомпьеру:
— Галопом! И остановить казнь немедленно!
Юноша умчался быстрее ветра, а король, войдя в Лувр, ринулся в покои королевы. Мария по своему утреннему обыкновению выбирала украшения к наряду. Она сидела перед открытой шкатулкой с драгоценностями и вытаскивала то одно, то другое, будто конфетки из коробки. Она ничуть не обеспокоилась, увидев перед собой супруга, бурей ворвавшегося в спальню, и только поспешила закрыть ларец.
— Это вы дерзнули отправить несчастную Лоренцу на эшафот? — гневно прорычал Генрих.
— Вы могли бы со мной поздороваться, — спокойно промолвила королева.
— К черту любезности! Отвечайте!
Мария де Медичи подняла на мужа глаза и поджала губы.
— Я никуда ее не отправляла. Ее судили и вынесли ей смертный приговор. Я только отказала ей в помиловании.
— Право миловать принадлежит только королю! Вы не имеете на это права! Неужели вам не стыдно? Пролить кровь, которая течет и в ваших жилах!
— Ее кровь испорчена незаконным рождением. Я исполнила свой долг, и ничего более.
— Вы вообще не смели ничего исполнять! Я знаю, почему вы пошли на это преступление... Ибо это преступление! Бедняжка вовсе не повинна в том, в чем ее обвиняют.
— Неправда! — завопила королева невероятно пронзительным голосом, который всегда приводил Генриха в ярость. — Есть свидетельница этого преступления. Она собственными глазами видела, как преступница перерезала горло...
— Кто это видел?
— Родная тетя Лоренцы, донна Гонория Даванцатти!
— Эта гадина? Как это на вас похоже! Вы всегда доверяете речам самых поганых сплетниц! Она и секунды здесь не останется! Немедленно арестовать ее!
— Вы не имеете права!
—Я имею все права, не смейте забывать об этом! И запомните: если Бассомпьер, которого я отправил на Гревскую площадь, не успеет вовремя, если голова донны Лоренцы уже лежит в корзине, ваша чертова флорентийская клика сегодня же вечером покинет Париж! Навсегда!
Мария вновь повернулась к своим драгоценностям, улыбнувшись, как ей казалось, лукавой улыбкой.
— Вы не в первый раз грозите мне изгнать их...
— Вполне возможно, и я очень сожалею, что не исполнил свои угрозы. Но на этот раз я клянусь крестом моей матери, что все будет именно так. Все вон — и Кончини, и вся банда мерзких распутников!
— Но... флорентийцев здесь не меньше двух тысяч человек!
— Неужели так много? Ну, значит, изгнание принесет пользу обществу. Атмосфера в Париже оздоровится и мои финансы тоже. Молитесь, если хотите себе помочь! Больше вам ничего не остается!
Мария никогда еще не видела своего супруга в таком гневе. В конце концов, до нее дошло, что на этот раз его решение и в самом деле бесповоротно. Она издала жалобный стон, потом зарыдала в голос, что не вызвало ни малейшего сочувствия у ее супруга, давно привыкшего к подобным утомительным сценам.
— Мадам де Гершевиль, — спокойно обратился он к фрейлине.
— Что желает Его Величество?
— Постарайтесь успокоить королеву... Но не оставляйте ей ни малейшей надежды, что я изменю свое решение. А я распоряжусь, чтобы ко мне немедленно позвали мессира Джованетти.
Король направился к дверям. Но мадам Гершевиль его задержала.
— Но... сир... Мессира Джованетти уже нет в Париже.
— Он уехал? Не попрощавшись с Его Величеством королем?
— Дело в том, что... Ее Величество королева отослала его в тот самый день, когда мы получили известие о смерти великого герцога. Ваше Величество тогда только-только уехали в Булонь...
— Что вы там плетете? — подала голос королева. — Он сам захотел немедленно уехать. Страшно торопился и можно даже понять, почему хотел увезти с собой эту девицу...
