Жюльетта Бенцони - Нож Равальяка

Жюльетта Бенцони

Нож Равальяка

Часть I

Человек в зеленом камзоле

Глава 1

Брачная ночь

— Неслыханно! Невообразимо! — восклицала графиня де Роянкур, торопясь вверх по лестнице вслед за мажордомом, который нес на руках лишившуюся чувств Лоренцу с тем же бесстрастным выражением лица, с каким нес бы поднос с бокалами. — Кому пришло в голову писать такие ужасы!

— С каких пор вы разговариваете сама с собой, Кларисса? — осведомился ее брат, барон Губерт де Курси.

Он вышел из своей комнаты как раз в тот миг, когда сестра, повернув на галерею, проходила мимо его двери, но Губерт, заслонив открытой дверью лакея с Лоренцой на руках, видел одну лишь Клариссу. — И что это за письмо, которым вы размахиваете?

— Возьмите и прочитайте! А я расскажу вам, как оно к нам попало. Наша милая Лоренца составляла букет в Зеленой гостиной. Кто-то из слуг в это время подметал крыльцо. Вдруг к крыльцу подскакал неизвестный, бросил под ноги слуге эту гадость и тут же стремглав ускакал прочь. Слуга, ни о чем не подозревая, принес письмо Лоренце, она прочитала его и лишилась чувств. К счастью, она была в гостиной не одна, сбежались слуги, позвали меня, и вот Шовен несет бедняжку в ее спальню!

Закончив с объяснениями, Кларисса поспешила вслед за мажордомом. Брат последовал за ней, и они вдвоем вошли в спальню и приблизились к кровати, над которой уже склонилась дама Бенуат, сведущая во всевозможных снадобьях и травах ничуть не меньше, чем домашний доктор семейства де Курси. Лицо дамы Бенуат выражало беспокойство: Лоренцу не привели в чувство ни пощечины, ни нашатырный спирт. Девушка по-прежнему была бледна, как полотно, и едва дышала.

— Потрясение было слишком велико, — озабоченно проговорила Бенуат. — Придется попробовать еще какое-нибудь средство.

— Какие у нее ледяные руки, — ужаснулась графиня. Она присела на противоположный краешек кровати и взяла Лоренцу за руку. — Нужно раздеть ее, растереть, согреть! Идите-ка в кухню и принесите кирпич, а заодно раздуйте посильнее огонь в камине! Она при смерти! Бегом, Шовен!

— Пока вы еще не спустились вниз, принесите-ка лучше сливовицу маршала де Монморанси! Она до того крепка, что, мне кажется, мертвого разбудит. Всякий раз, когда я пытаюсь проглотить глоточек, у меня слезы из глаз брызжут!

— Если бы Лоренца сейчас заплакала, мне бы стало спокойнее! А вы лучше бы сами сходили за целительной сливовицей. А мы пока разденем нашу девочку и уложим в постель.

— Да, конечно. Но она... Она еще жива? — спросил вдруг барон дрогнувшим голосом.

— Губерт! Она же дышит! Едва-едва, но дышит же!

— Хорошо! Я уже ушел! И сейчас же вернусь с адским напитком! Господи! Кто бы знал, как я за нее беспокоюсь!

Беспокоился не один барон. Пока горничные переодевали Лоренцу и осторожно укладывали ее в постель, Кларисса еще раз перечитала ужасное послание, по-детски надеясь найти в нем не замеченное сразу слово или какую-нибудь утешительную подробность. Но письмо вновь ударило наотмашь грубой прямотой, не разъяснив загадки. «Если ты выйдешь за него замуж, он умрет, как другие. Ты будешь принадлежать мне или никому!» Кто был автором этих строк, дерзко обратившимся к Лоренце с такой непозволительной интимностью? Или... Их написал очень близкий, слишком уж близкий человек?..

Вернувшись с бутылкой сливовицы, барон сначала осторожно заглянул в приоткрытую дверь и только потом вошел в спальню, прижимая к себе оплетенный сосуд и держа в руке маленький ликерный стаканчик.

— По-прежнему без сознания?

Кларисса кивнула.

— Бенуат отправилась за каким-то снадобьем.

— Предлагаю начать с маршальской водки Монморанси. А-а, я вижу, вы снова перечитали эту мерзость!

— Да. И меня смутил ее интимный тон.

— Обращение на «ты»? На это и рассчитано. Если только автор не итальянец: во Флоренции все на «ты», как когда-то в Риме.

— Тогда почему оно написано не по-итальянски?

— Дорогая моя Кларисса! Неужели вы сами не догадались, что письмо написано для того, чтобы наделать как можно больше шума? В нем взвешено каждое слово, и каждое слово должно ранить и убедить нас в том, что писал его любовник! А теперь возьмите-ка стакан, а я приподниму бедняжку.

Барон просунул руку под подушку и приподнял ее вместе с головой неподвижной Лоренцы, а его сестра тем временем осторожно поднесла к побелевшим губам девушки стаканчик со сливовицей.

— Вы уверены, что ваша гремучая жидкость не навредит ей?

— Попробуйте сами, и вы сразу оцените ее целебную силу.

Кларисса последовала совету брата и...

— Черт побери! — едва выдохнула она, внезапно покраснев, как помидор, и почувствовав, что волосы у нее на голове встают дыбом, а из глаз текут слезы.

— Ага! Я вас предупреждал! Убежден, что старичок Монморанси варганит свое адское зелье для редких избранных из слив-зелепух! Ну что? За дело? Наберитесь мужества, Кларисса!

Кларисса торопливо перекрестилась и влила несколько капель маршальской водки в рот Лоренцы. Результата долго ждать не пришлось. Девушка закашлялась, покрылась краской, веки ее дрогнули, и открылся затуманенный взор.

— Ну, что я говорил?! — радостно провозгласил барон. — Завтра же посоветую старому скряге коннетаблю продавать свою водку всем докторам и аптекарям нашего королевства! Ей-богу, он сделает на ней состояние!

Барон осторожно опустил подушку, на которой покоилась голова Лоренцы, и над девушкой тут же заботливо склонилась его сестра.

— Как вы себя чувствуете, дитя мое?

— Я?.. Не знаю...

Но стоило бедняжке увидеть в руках графини письмо, как она все вспомнила. На лице ее отразилось страдание, она горестно посмотрела на брата с сестрой и торопливо взялась за простыню, порываясь встать.

— Я немедленно уезжаю!

Барон Губерт удержал ее в постели и спросил, широко улыбаясь:

— Куда, скажите на милость?

В прекрасных темных глазах засветилась мольба.

— Туда, где мне, может быть, удастся обрести мир и покой. Во Флоренцию, откуда я не должна была уезжать.

— А зачем вы поедете во Флоренцию? — осведомилась Кларисса. — Разве вы забыли, что завтра у вас свадьба?

— Нет, не забыла. Но я думаю, вы поймете и простите меня. Этой свадьбе никогда не бывать. Из-за меня уже случилось немало несчастий. Если теперь несчастья обрушатся и на вас, я этого не перенесу.

Лоренца вновь попыталась подняться с постели. Но барон снова удержал ее и сел на стул возле кровати.

— Прежде чем мы сообщим о вашем решении Тома, чей ответ я угадываю заранее, давайте немного порассуждаем. Есть ли у вас хоть какое-то предположение, кто мог написать это скверное письмо? Оно могло быть написано только мужчиной.