Элизабет Лоупас - Блеск и коварство Медичи

Великий герцог посмотрел на нее, на ее роскошное тело, тяжелую грудь, сладострастный изгиб живота. Волосы ее были в ужасном беспорядке, среди спутанных прядей осталась единственная нитка жемчуга с рубинами. Он почувствовал, как собственная плоть откликается на ее близость, ее запах.

Нет, не сейчас. Чуть позже. Так будет намного лучше.

— Итак, — сказал он. — Ты не хочешь жить тихой жизнью здесь, в Пратолино, будучи моей милой послушной женушкой Биа, и доставлять мне радость, когда мне это угодно?

Бьянка выгнула спину дугой и подняла подбородок. Она знала, как подействовать на него.

— Нет, не хочу, — заявила она.

Он взял ее за кисть и повел к французскому окну, через которое можно было попасть прямо в сад. Распахнув створки свободной рукой, он, не говоря ни слова, вытолкнул ее на снег. Она вскрикнула и пошатнулась. Ее босые ноги поскользнулись на льду, и она упала прямо на четвереньки.

— Если ты не хочешь жить здесь, — сказал он, — тогда уходи. Забери с собой все, что у тебя было, все, что не было подарено мною.

Он закрыл створки и запер их на щеколду, а затем вернулся в свое кресло.

— Франческо! — закричала она и, поднявшись на ноги, прижалась к оконному стеклу. От соприкосновения со снегом ее кожа покраснела, как от ожога. — Ради всего святого! Ты совсем обезумел?

Он налил себе еще вина. Бьянка принялась ходить из стороны в сторону вдоль окна, обняв себя руками, плача и дрожа от холода, выкрикивая бранные слова в его адрес. Интересно, как долго она сможет продержаться снаружи, на холоде и снегу, обнаженная, как животное, перед тем как потеряет сознание? И что он сам сделает, если она лишится чувств, так и не подчинившись ему?

— Франческо!

Ее дыхание застывало на стекле, образуя сияющие ледяные узоры. Все ее тело непроизвольно содрогалось от холода. Кожа буквально на глазах меняла цвет. Красные пятна становились лиловыми, а губы и пальцы синели. Звук от ее ногтей, царапающих створки окна, напоминал скрежет мертвых замерзших ветвей на зимнем ветру.

Он пригубил еще немного вина. В камине весело трещал огонь, обдавая его теплом.

— Ф-франко, — всхлипнула она, едва выговаривая его имя сквозь стучащие зубы. — Твоя Биа умрет на этом холоде. Пожалуйста, пусти ее внутрь. Она будет слушаться тебя вечно, она клянется тебе.

Он поставил бокал на стол, встал и подошел к окну. Немного поиграл с щеколдой и посмотрел Бьянке в глаза. Слезы замерзли на ее щеках.

Она опустилась на колени. Губы ее вытянулись в одно только слово — пожалуйста.

Он поднял щеколду и открыл створки окна.

Бьянка ввалилась в комнату в окружении облака влажного ледяного воздуха. Великий герцог оставил ее лежать, всхлипывающую и корчившуюся на каменном полу. Затем он закрыл окно и задернул шторы, чтобы удержать холод снаружи, а тепло камина внутри. Он посмотрел на Бьянку. Ее кожа стала иссиня-белого цвета и покрылась пупырышками. Кое-где поблескивали струйки полузамерзшего пота. Когда он встал прямо над ней, Биа повернула голову и поцеловала его стопу, как легавая сука, высеченная кнутом.

— Ах, моя Биа, — промолвил он, поднял ее с пола и перенес в кровать. Она со стоном утонула в мягкой и теплой перине, а сверху он укрыл ее стегаными одеялами, под которыми она свернулась, хныча как ребенок.

Он неторопливо разделся, наслаждаясь теплом камина на обнаженной коже. Потом сделал последний, глубокий глоток вина, приподнял полог кровати и лег в постель. Святый Боже, какая же она холодная. Он сгреб ее в свои объятия и поцеловал в синие леденистые губы. Потом силой вошел внутрь. Она была холодна повсюду. Ощущение собственной разбухшей плоти, глубоко погруженной внутрь ее холодного тела, было не похоже ни на что, известное ему прежде.

Она прильнула к нему, шепча сквозь стучащие зубы: «Франко, Франко, Франко». Он провел рукой по ее волосам, стряхивая влагу от растаявших снежинок.

Как приятно знать, что у тебя есть сын. А через несколько месяцев у него, возможно, родится еще один сын, на этот раз уже императорских кровей. Его появления на свет он жаждал каждой каплей своей крови Медичи, что текла в его жилах. Однако это желание было ничто по сравнению с тем, как ему хотелось ощущать беспомощность Биа, видеть ее покорность и слышать ее сладкую мольбу о милосердии.

Как бы она ни гневила его, в конце концов она всегда сдавалась. Ничто другое на всем белом свете не приносило ему столько радости, сколько эта женщина. Даже алхимия. Вот так просто и в то же время необъяснимо.

Он никогда не оставит свою милую Биа.

Глава 35

Уже почти неделю жители Флоренции теряли рассудок от фейерверков, танцев и пения, празднуя рождение наследника великого герцога и великой герцогини. Вино рекой лилось из огромных бочек, установленных вдоль всей дороги от палаццо Веккьо до моста через Арно. Гильдии ремесленников устраивали бесконечные состязания на площадях, с самозабвением проламывая друг другу головы. Такого праздника город еще не видел и вряд ли увидит впредь.

Но было и то, о чем не знал никто, кроме самого великого герцога и его супруги, а также дворцовых врачей, личного капеллана герцогини и полудюжины специально отобранных дам, отличавшихся умением держать язык за зубами. Речь шла о ребенке великого герцога, который был уж больно слаб и едва реагировал на окружающих. На его затылке была большая, угрожающего вида опухоль, а крошечные конечности каждые несколько часов застывали в судорогах. Он прожил уже четыре дня. Это был мальчик. Несомненный наследник великого герцога Тосканского и его супруги, великой герцогини, сестры императора Максимилиана II.

Город праздновал.

— Выпьете немного вина, ваша светлость?

Кьяра заметила, что говорит шепотом. Казалось, говори она в полный голос, это было бы равносильно святотатству. Окна в спальне были занавешены, а полог кровати опущен.

Опираясь на десятки подушек, великая герцогиня лежала в постели и сама была похожа на ребенка. Ее запавшие глаза были закрыты, а пальцы беспрестанно двигались, перебирая бусины четок. Она читала новенну в память о невинно убиенных младенцах и, не прекращая молитвы, покачала головой.

Эта новенна ее саму в могилу сведет. Пора ей перестать молиться и вместо этого выпить немного горячего пряного вина и крепкого мясного бульона. Но Кьяра знала, что настаивать бесполезно. Она поставила бокал на столик у кровати и ушла.

— Она так и не прикоснулась к вину, мессир Баччьо, — сказала она врачу. — Она только и делает, что молится.