София Нэш - Встреча с мечтой
— Но как такое может быть? — Грейс приводило в ярость его спокойное и уверенное выражение лица.
— А разве вы еще не догадались, милочка? — захохотал Мэннинг, но в его смехе не было ни капли веселья. — Старый лорд Уоллес был и моим родителем тоже. Печально, что мне приходится признать это.
Несколько разрозненных фактов — «даже подбородок поскреб…» — с противной безупречностью сложились в единую картину.
— Он был великаном, распутным и развращенным человеком, несмотря на все, что ваш Майкл всегда говорил о благородном графе Уоллесе. Он соблазнил мою мать, служанку в имении. Ей было только шестнадцать. Много чего он наобещал ей, но ничего не сделал, чтобы защитить, когда она поняла, что беременна мной.
— Значит, вы обвиняете Майкла за грехи его отца. Могу я спросить, когда это произошло, сэр? Вы на много лет старше Майкла, разве нет?
— Характер человека проявляется рано. Мой родитель уже в пятнадцатилетием возрасте был похотливым наследником, но, видимо, продолжал дурачить всех, что он — современный святой, ведущий добродетельный образ жизни в стенах и за пределами святого аббатства.
— Но наверняка это родители вашего отца изгнали вашу матушку.
— Вы можете выдумывать вашу версию, — Мэннинг смотрел на Грейс, и в его потемневших глазах сверкала ярость, — а я выберу собственную.
— А что насчет Ховарда Мэннинга?
— Мою мать прогнали, и после обрушившихся на нее трудностей и невзгод она нашла работу швеи в Лондоне. Через год родился Ховард. Я не знаю, кто отец Ховарда, и никогда не спрашивал. Хотя вы и жили без тревог и забот, леди Шеффилд, но даже вам должны быть известны те отвратительные вещи, которые могут случиться с женщиной, у которой нет защиты.
— Как звали вашу мать? — К горлу Грейс подступила желчь. Да поможет ей Бог, но она догадывалась…
— Мора Мэннинг. Много лет назад мы похоронили ее на кладбище для бедняков и бродяг. Потом я послал Ховарда в Уоллес-Эбби с красивым кольцом с печаткой, которое ей когда-то подарил мой отец. Мать отказывалась продавать знак любви. У отца все-таки осталась капля совести, по крайней мере, для того, чтобы взять моего брата на работу, пока я был в подмастерьях на платной конюшне здесь, в Лондоне. Но я не жалуюсь, имейте в виду. Мне кажется, я довольно хорошо обеспечил себя, как вы считаете?
— Я сожалею, что вы и ваша семья пострадали. — Грейс изо всех сил боролась, чтобы не чувствовать жалости к человеку, который был перед ней. — Но я буду надеяться, ваше нынешнее положение поможет вам забыть прошлое.
— А вам это помогло?
— Что, простите?
— Я помню разорение вашей собственной семьи. Об этом говорил весь Лондон. Я даже купил на аукционе одну из ваших лошадей. Скажите, состояние лорда Шеффилда успокоило вас? Нет, я же вижу, что нет. Знаете, это происходит очень редко, но есть одно спасительное средство, которое имеет свои плюсы. Месть. И, как я впоследствии узнал, даже лучше, когда для того, чтобы отомстить, приходится ждать.
— Да подавитесь вы своей местью! — Гнев Грейс вспыхнул с новой силой. — Ничто не вытравит пятно зла на вашей душе, из-за которого вы столько лет преследовали невинного человека. Майкл не убивал вашего брата из-за денег. Это произошло в порядке самообороны, случайно.
— Случайно? — поднял бровь Мэннинг. — Только не говорите, что он заставил вас раскошелиться на семьдесят пять тысяч фунтов, даже не рассказав, как все произошло. Он завел моего брата в стойло и воткнул ему в живот вилы, чтобы смерть была медленной и мучительной. Потом забрал проигранные деньги и сбежал, как вор-убийца, кем он и был на самом деле. У моего брата хватило времени, чтобы рассказать мне все это перед смертью. А еще, конечно, были свидетели… мои самые преданные работники конюшни.
Грейс вся сжалась от резких, невероятных слов, произнесенных с такой уверенностью, которая сбивала с толку. Вздрогнув, она спрятала руки за спину.
— Вы ошибаетесь, мистер Мэннинг. Я никогда не поверю в то, что вы говорите. Ховард Мэннинг устроил тот пожар в Уоллес-Эбби. У меня остается единственный вопрос: передавал ли он лошадей, ворованных у графа, вам или продавал цыганам? Вы лжец, шантажист и вор, сэр!
— Все в порядке, дорогая моя, — сверкнул глазами Мэннинг, но уже через мгновение вновь смотрел на нее холодным оценивающим взглядом. — Вам, вероятно, лучше жить, веря, как вы и делаете. Иначе было бы глупо рисковать королевским состоянием, если бы вы не верили ему всем сердцем. Вы с ним, два рискующих дурака, должны выпутаться. Умрете вы, конечно, без гроша, как ваши родители. Каждый день в моей жизни я благодарю Всевышнего за практичную ирландскую кровь моей матери.
От внезапной мысли у Грейс едва не застыла кровь в жилах.
— Майкл не знает, что вы — его единокровный брат, да? Вы взяли его в подмастерья и никогда ничего не говорили.
— Дорогая моя, — Мэннинг окинул ее взглядом из-под тяжелых век, — неужели я похож на человека, который объявит сопливого поджигателя своим родственником? Я никогда не поверю Майклу Раньеру… или под какими там еще именами он скрывался. Я был щедр и дал ему такой же старт в жизни, какой был у меня самого. — Его таинственные, проницательные глаза сверлили Грейс. — А вы можете передать ему, что если он когда-нибудь посмеет ступить на мою территорию, я оторву ему голову, без всякого сомнения.
Глава 19
Позже, в тот же вечер, Грейс была признательна за поддержку надежной руки мистера Брауна, когда лакей объявил об их появлении обитателям парадной гостиной в Хелстон-Хаусе.
— Эйта, что случилось? — поинтересовалась Грейс, как только исчез лакей.
Вдова печально молчала, по ее лицу струились слезы, а герцог Бофор выглядывал в открытое окно, из-за чего гостиная наполнялась холодным воздухом. Мистер Браун устремился мимо Грейс к Эйте.
— Он… он… — запнулась вдова. — Чарлз, должно быть, неправильно понял, что…
Мистер Браун подошел к герцогу, который был намного крупнее его самого, и ткнул того в грудь.
— Что вы с ней сделали? Я задушу вас шнуром от звонка, если с ее прелестной головки упал хоть один волос! Что, черт возьми, происходит?!
— Ой, Эйта, — Грейс бросила взгляд на позолоченную клетку для птиц с открытой дверцей, — а где дорогая Пипа?
— Она улетела, — простонала Эйта. — Улетела, да еще в такую погоду.
— Произошло небольшое недоразумение! — проревел герцог. — Эйта утверждала, что птичка любит ее и никогда не оставит. Но всем известно, что птицам все безразлично. У них мозги размером с горошину, они по-другому не могут.
— И что потом? — грозно спросил мистер Браун.
