Робин Максвелл - Синьора да Винчи
Леонардо, наверное, подивился бы, узнав, что сексуальное древко Лоренцо, на мой взгляд, было прочным и весьма изысканным творением. И пусть его обладателю недоставало талантов в живописи и в скульптуре, пусть он не умел создавать ювелирные шедевры, зато занятия любовью он превратил в подлинное искусство. В моей постели Лоренцо знал одну страсть — наслаждение, во всех мыслимых видах и образах. Мы неделями познавали тела друг друга, пока на них не осталось впадинок, отлогостей и прочих нежных местечек, которые укрылись бы от нашего эротического исследования и восхищения. Мы опробовали французские и восточные способы любви. Лоренцо приносил с собой экзотические мази, а я приготовляла для нас травяные взвары — особенно по первости. Мы хохотали до упаду ничуть не меньше, чем стонали в экстазе. Кровать стала для нас и столовой, и читальней, местом, где можно доверить друг другу любые тайны, и страхи, и самые необузданные мечтания, какие только мы дерзновенно надеялись претворить в жизнь.
Моя мужская личина отныне превратилась для Лоренцо, по его словам, в нелегкое испытание. Теперь в присутствии «Катона» ему приходилось на людях ухитряться как-то маскировать восставший пенис. Он постоянно воображал, какова я под туникой и лосинами, и не мог дождаться момента, когда мы доберемся до моей спальни и он размотает полотняные повязки, стягивавшие мои груди. Лоренцо мечтал снова и снова увидеть, как они воспрянут и он покроет их поцелуями, благоговея перед моей пробудившейся от долгого сна женственностью.
Но наши тайные изыскания любовью не ограничивались. В моей лаборатории мы нашли наилучшие условия для научных забав. Вдвоем с Лоренцо мы окунались с головой в чтение «Корпуса Герметикум», выбирая из алхимических экспериментов самые, на наш взгляд, интересные. Затем мы увлеченно собирали для них подручный материал. Один вслух читал руководство с описанием опыта, а другой в это время управлялся с колбами, керотакисом, горелками и прочей химической утварью. Часто по ходу дела пары рук не хватало, и тогда чтецу приходилось метаться между манускриптом и столом, чтобы ничего не упустить и не забыть. У нас случались взрывы, бывали неудачи, но порой выпадали и неожиданные открытия.
Чувства Лоренцо ко мне становились тем глубже, чем больше возрастала в нем необъяснимая привязанность к алхимическому очагу. Он обожал подкладывать в него поленья и не переставал изумляться, что я в одиночку умудряюсь поддерживать в атеноре огонь с самого своего прибытия во Флоренцию. Он умилялся, выслушивая мои рассказы о том, как я уже в раннем детстве заботилась о папенькином горне, и рыдал при моем вспоминании о той ужасной ночи в Винчи, когда огонь погас по моей вине. Лоренцо клятвенно заверил меня, что, пока он мой гость, он будет рабски служить атенору, и выразил настойчивое желание помогать мне во всем, в чем бы я ни испытывала потребности. Во мне он, видите ли, черпал свое вдохновение.
«Я — вдохновительница Лоренцо де Медичи, — размышляла я на досуге. — Кто бы мог подумать!»
Впрочем, следом пришла другая мысль: «Я четырежды благословенна! Я — возлюбленная Il Magnifico. Я могу гордиться тем, что мой сын — гений. У меня любящий, добрый и великодушный отец. Я вхожа в братство величайших умов Флоренции, может быть, даже всего мира».
Мучительно неудачное вступление в жизнь неожиданным образом привело ко многим дарованным мне благам, словно к сокровищам, брошенным к ногам самодержавной властительницы.
Но Лоренцо приберегал для меня еще одну драгоценность. Как-то вечером мы, по обыкновению, уединились в лаборатории. Я весело хлопотала над химическими склянками, а Лоренцо в тонкой льняной сорочке, белизной оттенявшей его оливковую кожу, сидел на стуле, удобно вытянув перед собой ноги. Он окликнул меня — мое прежнее имя дышало в его устах любовью и теплотой.
— Катерина, — сказал Лоренцо, — помнишь ту ночь, когда мы все собрались здесь — Силио, и Пико, и Веспасиано — и проводили опыты со ртутью?
— Да.
— Мы тогда рассуждали о «великом искусстве».
— Верно, и если я не ошибаюсь, разошлись во мнениях, что же следует называть этим «великим искусством».
— Я пересмотрел кое-какие труды в своей библиотеке, — неторопливо произнес Лоренцо, — а также избранные сочинения Пико и Силио.
Я прервала процедуру возгонки, чтобы не отвлекаться от его рассуждений. Лоренцо говорил медленно, тщательно подбирая слова.
— Все они, как мне представляется, приходят к одному и тому же умозаключению о том, что истинная алхимия происходит не где-нибудь, а именно в человеческом теле. О том, что любовное соитие есть мост меж небесами и земной твердью. Вот где претворяется наивысшее таинство и душа обретает просветление только посредством физической любви.
— Думаю, подавляющее большинство сочтет подобные суждения ужасающими, — заметила я.
— Большинство — да. Но ведь далеко не у всякого есть возможность прочесть «Египетский эротический папирус».
— Скорее всего, немногие и рискнули бы, — улыбнулась я. — И что же ты разузнал из этого возмутительного еретического сочинения?
— То, что у самых священных обрядов древних египтян — половая основа. И Данте в «Верных любви» — а кто из нас будет оспаривать Данте? — говорит о достижении мыслительной и мистической гармонии через плотскую любовь.
— И?..
— И наш дражайший Марсилио Фичино также пишет об «измененных состояниях», о кульминации всех ощущений, когда наступает единение души с божественной сутью!
Я подошла и встала меж его расставленных ног. Лоренцо притянул меня ближе.
— У меня есть список с «Авраама и евреев», — заговорщицким голосом сообщил он.
— С «Авраама»? — лукаво переспросила я, склонилась к нему и стала играючи покусывать мочку его уха.
— Николя Фламель с Перенеллой пользовались этой книгой в ту ночь, когда смогли на практике осуществить идею «великого искусства».
— Понятно.
Под тонким полотном его сорочки я нащупала сосок, и Лоренцо невольно застонал.
— Ты, наверное, полагаешь, что и нам такая задача будет по силам?
— Ты станешь богоневестой, и я возлюблю свою богиню. — Лоренцо поднял на мне тунику и стянул с моих бедер лосины.
— Нерасторжимое воссоединение со своей возлюбленной второй половиной, — прохрипел он и, потянув меня вниз, привлек к себе.
— Завтра, — предложила я.
— Завтра… — удовлетворенно выдохнул он. — Да завтра уже рукой подать.
ГЛАВА 25
Приглашение из дворца Медичи мне доставил паж, немедленно заручившись моим согласием прибыть туда. Судя по данным ему наставлениям, отказ был неприемлем.
