Виктория Холт - Тайный брак
— Что ж, — сказала я, — поступайте, как подсказывает вам совесть. Поверьте, мое отношение к вам нисколько не изменится.
— Миледи, — продолжал он, — вы доверили мне заботиться о вашей душе, и я делал это в меру своих слабых сил. Но я не могу теперь, когда ваша душа так страждет, оставить ее без совета и помощи. А потому готов вместе с вами разделить опасность и совершить то, что полагается совершать в подобных случаях священнику.
— О, Джонас! — вскричала я, разражаясь слезами. — Спасибо… спасибо… Но вы хорошо подумали?
— Господь благословил меня. Ради ребенка… — Он положил чуть дрожащую руку мне на плечо. — И ради вас, дитя мое.
— Смогу ли я забыть то, что вы решили сделать для нас? — сказала я. — Несмотря на опасность, которой подвергаетесь?.. О, меня уже гложет совесть!
— Миледи, — отвечал он сухо, — вы должны сочетаться браком, а я обязан провести эту церемонию. Мы все будем молить Господа защитить нас, ибо в Его глазах, я убежден в этом, мы не совершили никакого греха. Напротив, грешно не поступить так, как мы собираемся… Итак, с точки зрения Неба, мы безгрешны. Однако государство может посчитать иначе. Что же, значит, наши глаза и души должны быть устремлены к Небу, а не к земле. Истинный грех — только тот, что против Бога.
Меня переполняли радость и благодарность.
— Да! — воскликнула я. — Будем молиться, чтобы Господь охранил нас, чтоб на то стала Его воля!..
И наступил тот незабываемый день, когда мы с Оуэном были объявлены мужем и женой, и произошло это в усадьбе Хэдем, в ее верхней комнате, превращенной ради этого события в часовню.
Свидетелями брачной церемонии были только самые близкие друзья, что, как и мы, хорошо понимали рискованность происходившего на их глазах, знали, во что вовлечены вместе с нами. И мы дали обет молчания — хранить все в глубочайшей тайне. В тайне, в секрете от всех — близких, дальних, хороших, плохих… От всех.
Что касается меня, я чувствовала себя слишком счастливой для того, чтобы размышлять о подстерегавших нас опасностях, и мечтала о своем еще не рожденном ребенке.
Все последующие месяцы, ожидая мое дитя, я пребывала в умиротворенном состоянии духа — мыслями только с ним. А также — с Оуэном.
Я пришла к убеждению, что нынешним своим счастьем обязана тому, что было в моей судьбе раньше, а потому ни о чем случившемся в прошлом не жалела.
Что касается настоящего или ближайшего будущего, я не могла и не хотела размышлять ни о чем плохом или страшном, отбросила я и думы об осторожности, и все мои мысли сосредоточились на нашей любви, на ребенке.
К его рождению уже вовсю шли приготовления. Гиймот, Агнесса и все три Джоанны сидели рядышком целыми днями. Беседуя о детях, они снова, как шесть с лишним лет назад, готовили крошечные одеяния, подушечки и одеяльца.
Милое мое дитя, говорила я себе, глядя на эту мирную картину, кто бы ты ни был, мальчик или девочка, я никому не отдам тебя; с тобой будут и мать, и отец, любящие, верные…
Я невольно обращалась мыслями к своему детству, вспоминала несчастного отца, тоже любящего, но бессильного воплотить свою любовь в действие… Мелькала мысль о матери… Как она сейчас? На чьей стороне? Какие плетет интриги? Или уже успокоилась и занимается только своими собачками и туалетами? А мой слабовольный брат? Продолжает мечтать о восшествии на престол? О победе над англичанами? Безнадежные мечтания… Хотя… кто знает…
Однако воспоминания о родных теперь не бередили душу, их не окрашивали никакие чувства, а потому они легко и бесследно исчезали. Я с волнением думала — нет, не о грядущих опасностях и бедах, а о том чуде, что вот-вот должно со мной произойти. А что может быть божественнее для женщины, чем рождение крошечного создания, плода ее любви, ее собственного продолжения?.. Дай Бог, чтобы все прошло благополучно…
Быстро и радостно шли и проходили блаженные, спокойные дни моего ожидания. И наконец подошла пора. Я уже знала, как это бывает, как должно быть, а потому встретила наступление родов спокойно. Знала о боли, которую испытаю, но также и о чувстве бесконечного облегчения, когда родившееся дитя прильнет к моей груди.
Верные мои друзья… Они находились все время со мной рядом… Они отыскали надежную повитуху, на молчание которой можно было положиться. Да она и не знала толком, у кого принимает роды, чей сын оказался у нее на руках.
Да, это был сын! Еще один сын. Прелестный здоровый ребенок, как две капли воды похожий на Оуэна. Так мне показалось с самого начала, с первого взгляда, и все улыбались и соглашались со мной.
Помню, я прошептала тогда, обращаясь к Гиймот:
— Мой муж рядом, ребенок у меня на руках… Ты видишь сейчас перед собой самую счастливую женщину во всей Англии.
Решено было назвать его Эдмундом. Крестил его здесь же, в Хэдеме, Джонас Бойерс. Первой его няней стала, разумеется, Гиймот, но и меня никто не отстранял от материнских обязанностей, как то случилось, когда родился мой первенец.
Маленький Эдмунд всецело мой, я никому не позволю забрать его. Во многом новые, но какие прекрасные ощущения!
Несколько недель мы пребывали в полном блаженстве — я и все окружавшие меня, — почти позабыв о мире вокруг, о том, что его треволнения и заботы неизбежно коснутся и нас. Причинят боль…
О происходившем в мире мы узнавали только из разговоров с жителями ближней деревни, куда время от времени выезжал Оуэн. Сначала они неохотно вступали с ним в беседу, но вскоре приняли почти за своего и стали достаточно откровенны.
Я же не выезжала никуда ни до родов — чтобы не была заметна беременность, ни после них, и все мои прогулки ограничивались садом, окружавшим дом.
Мы думали, как объяснить появление ребенка, и решили, что самое простое — говорить, будто он принадлежит одной из моих приближенных, которая, если до того дойдет, должна будет признать его своим. Правда, мы горячо надеялись, что такого не потребуется, но Оуэн настаивал, чтобы мы продумали и предусмотрели все мелочи, от которых зачастую может зависеть наше благополучие.
Наступил день, когда он принес нам из своей поездки за стены усадьбы весьма тревожную новость.
Стало известно, что Глостер, вновь принявший на себя после отъезда Бедфорда во Франции обязанности наместника, решил провести через парламент ряд законов, в том числе о браке.
— Такое впечатление, — сказал мне Оуэн, — словно герцог что-то подозревает, потому что в одном из этих законов упоминается твое имя. Вернее, твой титул. Хотя, конечно…
— Говори же, — взволнованно воскликнула я.
— Закон грозит ужасным наказанием тому, кто посмеет без согласия короля или Королевского совета жениться на вдовствующей королеве или любой другой высокородной женщине, владеющей землями от английской короны.
