Виктория Александер - Любовница на Рождество
– Любовь способна на это, – закивала головой бабушка.
– Я не понимала, что со мной творится, с того момента, как познакомилась с ним. Я была сама не своя. – Вероника остановилась и взглянула на бабушку и тетку. – Разве вы не заметили?
– Глаза… твои глаза говорили об этом, – прошептала бабушка.
Лотте криво усмехнулась:
– А твоя глупость насчет любовницы… Надо же было такое придумать.
– Я заметила одну любопытную вещь, – задумчиво произнесла бабушка. – Независимо от того, насколько умны мужчины, они совершают такие поступки, которые иначе чем глупостью не назовешь.
– Если бы он с самого начала сказал мне…
– Ты выбросила бы это из головы. Вы с ним просто пошутили бы по этому поводу.
Вероника встретилась взглядом с бабушкой.
– Ты так думаешь?
– Считаю это вполне возможным. Но, к сожалению, мы этого никогда не узнаем. – Бабушка печально покачала головой. – В таких делах сложность в том, что чем дольше их скрывают, тем больше возрастает их значение. Словно есть что скрывать.
– Я думаю, что он меня любит.
– А он любит?
Вероника непонимающе посмотрела на бабушку.
– Хотя это едва ли имеет значение сейчас, – продолжала бабушка. – Что сделано, то сделано.
– Вероника, а ты не поторопилась? – вдруг спросила Лотте. – Не сделала ли ты ошибку?
– Еще одну, ты хочешь сказать?
– Если ты веришь, что… – Лотте на секунду замолчала, подбирая слова. – Не жди слишком долго, чтобы признать свою ошибку. Гордость – небольшое утешение, когда человек в результате одинок.
– Вероника не ты, Лотте. Она сможет признать свою неправоту. Она не считает, что сломается, если уступит. А что касается тебя… – Бабушка пронзила Веронику жестким взглядом. – Единственное, что может расстроить больше, чем несъеденный сливовый пудинг, – это неразвернутые подарки. Рождество позади, так что сядь и открой этот подарок. Я лично умираю от любопытства, что там.
Вероника снова уселась между бабушкой и теткой и протянула руку к свертку – пальцы у нее слегка дрожали. Глупо. Она никогда не плачет и никогда не дрожит. Сделав глубокий вдох, она взяла в руки сверток, развязала ленточку и сняла бархатную обертку. К папиросной бумаге внутри была приколота записка. Вероника отложила записку в сторону и развернула бумагу. Сердце у нее остановилось.
– Боже мой, – хмыкнула Лотте. – Это всего лишь старый компас.
– Очень сомневаюсь, что всего лишь, – пробормотала бабушка.
Компас в ладони Вероники был теплым, как в тот день в парке, когда он дал ей его подержать. Словно его только что вынули из кармана.
Как он мог отдать это ей? Он не расставался с компасом с детства, брал его во все свои путешествия. Эту вещь он ценил больше всего на свете.
– Прочитай записку, дорогая, – откуда-то издалека прозвучал бабушкин голос.
Вероника заморгала и развернула записку.
«Моя дорогая Вероника.
Я всегда верил в то, что слава заключается в поисках. А сейчас я понял, что ошибался. In ambitu gloria – этот девиз мне больше не подходит. Я понял, что подлинная слава в трофее, который находишь, и я нашел славу в той, которая завладела моим сердцем. Поэтому я поступаю правильно, доверяя мою самую дорогую вещь той, кто для меня высшая ценность.
Мои поиски закончились – я встретил вас, Вероника, и нас с вами ждет новая жизнь.
И это по-настоящему достойно славы.
Ваш Себастьян».– Какая ерунда, – фыркнула Лотте, смахнув при этом слезу.
– Это не ерунда. Это бред. Полный бред. – Вероника не понимала, плачет она или смеется. – У него очень хорошо получается нести всякую чушь, глупости и… восхитительную ерунду, и… – У нее сегодня, кажется, глаза на мокром месте и потекло из носа. – О Господи, я люблю его.
– Только потому, что этот человек дарит тебе дурацкую безделушку…
– Не это заставляет меня его любить, но это означает, что он любит меня.
– Я это заметила, – заявила бабушка. – А я очень проницательна.
– Пусть так, Вероника… – начала заново тетка.
– Лотте, либо я верю ему, верю, что он меня любит, что он не собирался обидеть меня или утаить что-то важное от меня, либо я ему не верю. Сомнения здесь неуместны.
Вероника замолкла и долго ничего не говорила. Простить его было бы проще, чем простить себя, если она его потеряла.
– Я должна ему верить. – Она выдохнула и сказала: – И я ему верю.
Лотте с бабушкой переглянулись.
Веронику вдруг осенило.
– Я должна вернуться. Я испортила Рождество и не хочу испортить еще и день его рождения.
– Сегодня уже поздно ехать. Мы отправимся рано утром, – твердо заявила бабушка.
– Я должна ехать сейчас, – стояла на своем Вероника.
– Ничего подобного. – Спорить с бабушкой было бесполезно. – Во-первых, тебе не помешает хорошенько обдумать, что ты собираешься сказать. Затем реши для себя, какого извинения ты от него ждешь. И тебе необходимо выспаться. Ты ужасающе выглядишь.
– Но чувствую себя лучше, чем выгляжу, – улыбнулась Вероника.
– Да, тебе надо справиться со своими чувствами. – Бабушка строго посмотрела ей в глаза. – Ты уверена? Уверена в том, что хочешь его простить?
– Я никогда не была в чем-либо уверена больше.
– Думаю, что придется пожертвовать кое-чем, чтобы получить желаемое. – Лотте со вздохом покачала головой. – Значит, позволишь ему поступить по-своему, чтобы все закончилось так, как он хочет?
Бабушка улыбнулась:
– Но конец тем не менее должен быть счастливым.
– Нет, Лотте, дорогая. – Вероника тоже улыбнулась и решительно заявила: – Он поступит так, как хочу я.
– Ты что, не понимаешь, что выглядишь идиотом? – Синклер с удивлением смотрел на друга.
– Поскольку я таковым себя чувствую, то все совпадает. – Себастьян повалился в кресло, держа в руке бокал с бренди.
– Сними хотя бы корону.
– Мне она нравится. Это мой день рождения, и я хочу носить корону.
– Сегодня она тебе к лицу, – заметил Синклер, потягивая бренди. – Кстати, ты не сказал, как прекрасно я сыграл в спектакле.
– Аплодисменты достались исключительно детям. Что касается тебя… – Себастьян хмыкнул. – Твою игру можно назвать сносной, учитывая возраст и рост других артистов. Но не рассчитывай даже на минимальный успех на профессиональной сцене, если только сочтешь успехом град запущенных в тебя гнилых фруктов.
