Анн Голон - Анжелика. Война в кружевах
Филипп наклонился к Анжелике, которая распускала прическу, сидя на постели. Она протянула руки, чтобы обнять его за плечи, и он не стал противиться этой ласке.
Она с готовностью позволила ласкать свое прекрасное тело, прикрытое легким покрывалом. Филипп гладил тонкую талию, теплую бархатную спину, возвращался к роскошной груди, которая после недавних родов стала немного тяжеловатой, но по-прежнему упругой и высокой.
— Действительно, «лакомый кусочек» для Его Величества, — вдруг прошептал он.
— Филипп! Филипп!
Они надолго замолчали, охваченные необъяснимым страхом.
Снаружи кто-то позвал:
— Господин маршал! Господин маршал!
Филипп вышел на порог палатки.
— Только что схватили шпиона, — объявил посыльный. — Его Величество требует вас.
— Не ходите, — взмолилась Анжелика.
— Хорош бы я был, не явившись на зов короля, — смеясь, возразил дю Плесси. — На войне как на войне, моя дорогая. Сначала я должен заняться врагами Его Величества.
Маркиз склонился к зеркалу, разгладил светлые усы и взял шпагу.
— Как там было в песенке, которую пел ваш сын Кантор?.. Ах да!
Прощай, мое сердце! Тебя я люблю,то с жизнью, с надеждой прощанье.Но все же должны мы служить королюИ нам предстоит расставанье.
* * *Она напрасно ждала его в ту ночь в расшитом золотом шатре. В конце концов Анжелика уснула на мягкой тахте, покрытой шелковым ковром. Когда она проснулась, сквозь желтый атлас сочился дневной свет, и она подумала, что наступил погожий ясный день. Но, выйдя из шатра, Анжелика увидела серые облака, отражавшиеся в огромных лужах. Стояло хмурое туманное утро, шел дождь. Лагерь, утонувший в грязи, был почти пуст. Где-то вдалеке играли зарю, а с поля боя раздавался непрерывный шум канонады.
По ее приказу Мальбран-Удар-Шпагой привел своей хозяйке верховую лошадь. Незнакомый военный указал Анжелике дорогу к холму.
— Оттуда, мадам, вы сможете следить за ходом боевых действий.
Анжелика присоединилась к господину де Сальнову, чьи войска стояли вдоль обрыва. Справа, сквозь облака, начало вырисовываться робкое солнце. Медленно крутились крылья ветряной мельницы.
Приблизившись к месту сражения, Анжелика увидела уже знакомую картину: небольшой городок, окруженный кольцом насыпей, вздымавшиеся к небу черепичные крыши, готические шпили и массивные башни. Живописная речушка белым шарфом обнимала крепость.
Французские батареи выстроились в долине, вверх по течению реки; с холма можно было разглядеть три ряда орудий, прикрывавших огнем полки пехоты, каски и высокие пики которой искрились в лучах солнца. Нарочный, бросивший коня в полевой галоп, пересекал равнину. Красочная группа военных сновала вдоль передовой линии. Господин де Сальнов указал на нее Анжелике концом хлыста.
— С раннего утра король не покидает аванпост. Он полагает, что лотарингский гарнизон скоро капитулирует. Всю ночь Его Величество и офицеры штаба не сомкнули глаз. Вчера вечером поймали шпиона, который признался, что ночью гарнизон крепости попытается атаковать. Они действительно предприняли робкие попытки атаки, но мы были готовы, и враг отступил. Теперь они не станут тянуть и сдадутся.
— Но пока что пушечный огонь еще очень силен, не так ли?
— Это последние залпы. Губернатор Доля не смеет сложить оружие, не израсходовав всех боеприпасов.
— Вчера вечером мой муж сказал то же самое, — заметила Анжелика.
— Я рад, что он разделяет мое мнение. У маршала отличное военное чутье. Не сомневаюсь, что мы уже можем готовиться к триумфальному ужину, который сегодня состоится в Доле…
Нарочный, которого они заметили несколько минут тому назад, появился на повороте с криком;
— Мессир дю Плесси-Бельер…
Но, заметив Анжелику, он запнулся, натянул удила и повернул назад.
— Что? Что случилось? — в тревоге спрашивала она. — С моим мужем что-то произошло?
— В чем дело? — поддержал Сальнов. — Что с маршалом? Да говорите же наконец, месье. Маршал ранен?
— Да, — пробормотал запыхавшийся лейтенант, — ничего страшного… успокойтесь. С ним король… Господин маршал рисковал и…
Анжелика пришпорила свою кобылу к тропинке, ведущей с холма. Спускаясь, она несколько раз чуть не свернула себе шею, а на равнине отпустила поводья, бросая лошадь в галоп.
Филипп ранен! Ее внутренний голос кричал: «Я знала… знала, что это случится». Город приближался, уже виднелись пушки и ощетинившаяся пиками пехота, вставшая неподвижным каре. Но Анжелика смотрела только на пеструю группу военных около передовых орудий.
Когда она подскакала ближе, какой-то всадник отделился от этой группы и помчался ей наперерез. Анжелика узнала Пегилена де Лозена. Она крикнула, задыхаясь:
— Филипп ранен?
— Да.
Подъехав, граф быстро добавил:
— Ваш муж рисковал самым бессмысленным образом. Король изъявил желание узнать, удался ли обманный маневр и подтолкнет ли осажденных к капитуляции наш ложный штурм. Маршал дю Плесси заявил, что он лично осмотрится на местности, и направился к откосу, который с рассвета без остановки обстреливали вражеские орудия.
— Это серьезно?
— Да.
Анжелика заметила, что Пегилен уже какое-то время лошадью загораживает ей дорогу. На ее плечи словно легла свинцовая мантия. В душу проник холод, сердце разбилось.
— Он… умер, да?
Пегилен кивнул.
— Пропустите меня, — бесцветным голосом произнесла Анжелика. — Я хочу его видеть.
Пегилен не двинулся с места.
— Пропустите меня! — закричала Анжелика. — Это мой муж! Я имею право! Я хочу его видеть.
Граф подъехал к всаднице совсем близко, протянул руку и нежно прижал ее голову к своему плечу.
— Лучше не надо, милая, не надо, — прошептал он. — Увы! Наш красавец маркиз… ему снесло голову ядром!
* * *Она рыдала. Отчаянно рыдала на тахте, на которой прождала мужа всю ночь.
Она не желала принимать соболезнований, не желала слышать слов утешения, глупых и никчемных. Наперсницы, слуги, Мальбран-Удар-Шпагой, аббат Ледигьер, сын стояли перед палаткой, потрясенные ее рыданиями. Анжелика повторяла себе, что такого просто не может быть, но в то же время знала, что эта гибель была неотвратимой. А она даже не могла прижать его голову к сердцу, последний раз ласковым, материнским жестом коснуться бледного холодного лба, не знавшего нежности, поцеловать навсегда закрытые веки с длинными ресницами и тихо прошептать: «Я любила тебя… Ты был первым, кто заставил трепетать мое юное сердце».
Филипп! Филипп в розовом… Филипп в голубом… На нем белоснежный с золотом камзол… светлый парик… красные каблуки… Филипп гладит по голове маленького Кантора…
Филипп с кинжалом в руке мертвой хваткой держит за горло волка.
Филипп дю Плесси-Бельер, настолько красивый, что король называл его Марсом, а художник увековечил его черты на плафоне Версальского дворца. Бог войны в колеснице, влекомой волками.
Почему его больше нет? Почему он ушел? «С дыханием ветра», — как говорила Нинон. С обжигающим и беспощадным дыханием ветра войны. Зачем он так рисковал?
Нарочный и граф де Лозен, описывая его гибель, говорили одинаково, и сейчас Анжелика вспомнила их слова. Она чуть приподнялась и прошептала:
— Филипп, зачем ты это сделал?
Шелковый занавес, закрывавший вход в шатер, качнулся, и перед вдовой склонился в поклоне господин де Жевр, главный камергер короля.
— Мадам, Его Величество желает выразить вам свои соболезнования и сказать, сколь он опечален.
— Я не хочу никого видеть…
— Мадам, это король.
— Я не хочу видеть короля, — закричала молодая женщина, — а главное — я не желаю видеть ту стаю уток, которая неотрывно следует за ним по пятам, переваливаясь и крякая, и которая будет смотреть на меня, прикидывая, кому достанется должность маршала!
— Мадам… — пробормотал пораженный придворный.
— Убирайтесь вон! Прочь отсюда!
Анжелика снова упала на тахту и зарылась лицом в подушки. Обессилев от горя, она не хотела никого видеть, не могла думать и просто взять себя в руки, чтобы найти силы жить дальше.
Чьи-то сильные руки подняли ее за плечи. Голова закружилась, наступило забытье, с его долгожданным утешением. Ничто так не успокаивало Анжелику, как мужская поддержка, возможность опереться на крепкое, надежное плечо. Она почему-то решила, что это Лозен, и, уткнувшись в коричневый благоухавший ирисами бархат жюстокора, зарыдала в голос.
Наконец отчаяние немного отступило. Анжелика подняла красные от слез глаза и встретила внимательный взгляд карих глаз, привыкших метать молнии.
— Я оставил этих… господ за дверью, — сказал король. — Прошу вас, мадам, постарайтесь справиться со своей болью. Не позволяйте отчаянию овладеть вами. Ваше горе потрясло меня…
