Перстенёк с бирюзой - Лариса Шубникова

– Батюшки святы, – тётка выронила из рук гребень частый. – Ты прям как поп. Это чего ж такого тебе Вадим напел?

– Ничего не напел, голубушка, – Настя улыбнулась. – Неволить не стал. С ним я и тесной клети не боюсь, знаю, что выпустит. За то и полюбила, должно быть. Не за злато, не за надел, не за мечи и боярство. Разумеешь?

Тётка молчала долгонько, а потом всплакнула:

– Верно, Настенька. Любовь не сторгуешь, за нее иным платить надобно.

Помолчали обое, а потом тётка снова стала тёткой, заворчала:

– Не иначе свадьбу попросит скорую. А нам метаться, хлопотать.

– Нет, – теперь и Настя прослезилась. – Покуда отец Илларион не явится из княжьего городища, обряда не будет.

– Ты в своем уме? Это седмицы две!

– Стало быть так. Буду просить Вадима, чтоб привез его.

Ульяна помолчала малое время, а потом хохотнула:

– И ведь опять твоя возьмет, Настька. Тебе не откажет, точно говорю. Бедный Вадимушка….

Глава 34

– Ты куда это, Вадим? – счастливая и нарядная Ульяна шла по сеням за Норовым. – Думаешь, сговорили тебя с Настей, так все дозволено? И не мысли даже. Где ж видано, чтоб жених с невестой до венчания под одной крышей обретались?

Норов остановился, сдержал крепкое словцо, но не смолчал:

– Ульяна, я в своем дому, – насупился. – Теперь и рубахи чистой взять нельзя из ложни? Заберу и уйду.

– Так я сама тебе соберу, и сама в дом к Илье принесу, – тётка потешалась. – И с чего ты об исподнем задумался сей миг? Едва гостей проводили, девки не успели со стола убрать.

Норов смолчал, но обиду затаил. И не с того, что тётка подначивала, а с того, что Настю увела. Только и успел, что взять любую за руку, встать под образ, каким Ульяна благословила их под радостный посвист свадебного дружки Ильи и пятка уважаемых десятников.

– Вадимушка, куда торопишься? – Ульяна руки сложила на груди, прислонилась плечом к стене. – Свадьба вскоре. Всего-то ничего осталось, – наново подначивала.

Если б Вадим не хотел Настасью сыскать, так он бы вмиг расквитался с Ульяной. Знал, чем пронять тётку в расчет за вчерашние ее речи в сторону боярышни. За себя б не встрял, за кудрявую обиделся. С того и сносил ехидства Ульянины молча, но не без задней мысли: хотел дядьке Илье помочь. Ради такого случая спрятал ключ от тёткиной ложни за опояской, а писаря своего зловредного услал к стряпухе за караваем сговорным.

– Ульяна, лук мне тоже принесешь? – бровь изогнул. – Ты уж изволь, снеси. Стрелы не забудь. Там разные, разберешь по наконечнику. Мне с десяток всяких.

– Вон как, – тётка улыбалась глумливо. – И на что тебе лук?

– А ты как мыслишь, я в дому у Ильи вышиваю? Щи варю? – Норов унял злобу, сам поглядел на Ульяну не без ехидства.

Тётка подумала малый миг, потом кивнула:

– Твоя правда. Не подумала я. Так идем, сведу тебя, – и пошла к ложнице Норова.

Так бы и стерегла, если б в сенях не показался Илья. Вот тут Ульяна споткнулась, замерла, а потом уж и двинулась к дядьке, не забыв пригрозить Норову пальцем.

Вадим поглядел ей вослед, бровь изогнул хитро, а потом метнулся к девичьей. Зря пробегал: светелка стояла пустая, девки разбежались зубоскалить с порубежненцами, какие гроздьями повисли на Норовском заборе, не желая упустить ни сговора, ни угощения, ни потехи.

– Настя, да где ж ты? – искал по дому, пока не оказался рядом с ложней своей.

– Вадим… – Голос Настасьин шел с подворья.

Норов крепенько притворил дверь, в два прискока подлетел к окну ложницы и увидал боярышню: стояла на скамеечке, прижимая к груди узелок из златотканой парчи, в каком Вадим принес ей подарки к сговору.

– Настёнка! – протянул руки и подхватил кудрявую, втянул в ложницу. – Ты где была, кудрявая? – обнял крепко, целовать принялся.

Настя вмиг обронила узел с подарками, приникла и сама обвила нежными руками Вадимову шею, зашептала торопливо:

– Вадим, миленький…тётенька стережёт… увидит… ой…

– Настя, – Норов запустил обе руки в шелковистые ее волосы, – не уходи…побудь еще…

– Вадим…просить тебя хотела… – очелье Настасья обронила, да того и не заметила.

– Все, что пожелаешь… – Норов чуть ополоумел, прижал девушку к стене, дернул ворот богатого летника и прижался горячими губами к ямке под тонкой нежной шеей.

– Настя! – Голос Ульяны раздался издалека. – Настя, куда пропала?!

– Вадим… – боярышня крепенько вцепилась в нарядный кафтан Норова. – Сейчас погонит тебя…

– Да куда ж без тётки-то. Чую, пришьет твой летник к своему подолу и так до свадьбы водить будет, – Норов выпустил Настасью, оправил тряскими руками ее одежку, потом и очелье сыскал, накинул на гладкий лоб.

– Настя! Где ты, непутёвая?! – Ульянин голос уж ближе.

– Вадим, миленький, – Настя оправила ворот его рубахи, пригладила волосы, – просить тебя хотела, – бросилась поднимать узелок богатый. – Возьми, забери обратно. Не надо мне каменьев. Любый мой, хороший, привези отца Иллариона, пусть он венчает.

Протянула Норову парчи кус, в каком – боярин знал точно – лежали и кольца драгоценные, и серьги тяжелые, и колты богатые, и крупные жемчуговые нити в три ряда.

Норов и не удивился, глядел на кудрявую и чуял, что любит сверх всякой меры, себя позабыв:

– Спохватилась, – улыбнулся. – Вчера еще послал за ним двух ратных и возок просторный.

Потом и замер. А как иначе? Настя глядела так, как Вадим и не чаял: свет в глазах неземной, улыбка до того светлая белозубая, хоть жмурься.

– Как ты угадал? – спросила тихонько, подалась к нему.

– Как не угадать? Настёна, знаю ведь, дорог он тебе, – умолк, любуясь девушкой.

– Настя! Сей миг покажись! – Тётка уж у ложни боярской кричала.

Норов подхватил кудрявую вместе с узелком, в окно сунулся, там поставил ее на скамейку и отвернулся, будто и ничего не содеялось.

В тот миг