Сильвия Холлидей - Обручальное кольцо
Нельзя сказать, что ему нравилось быть деспотом. У Росса не было оснований гордиться собой. Наоборот, он корчился от стыда, вспоминая, как, ослепленный гневом, взял ее силой в ту первую ночь их близости. Похотливая, жестокая свинья! Чем он лучше Хэкетта? И куда девалось его хваленое самообладание?
Ну, ничего, когда Пруденс выздоровеет – дай Бог, чтобы так оно и было, – они все начнут сначала. Росс хотел спать с ней, наслаждаться ее чувственным телом и страстными объятиями. Но не только. Он вдруг с удивлением осознал, что ему нужно и другое: видеть задорное личико, слышать веселые смешки, а потом тихий, полный блаженства смех и наблюдать, как в ее потрясающих зеленых глазах загорается огонь желания, как она тает от его ласк. О, если бы их будущее было так же прекрасно, как и сама Пруденс! Но каким образом вновь завоевать ее доверие после всего, что произошло?
Росс взглянул на гамак, висевший в углу каюты. Господи, он еле жив от усталости. Может, вздремнуть немного? Пруденс вроде бы успокоилась.
И тут она вскрикнула и начала метаться. Росс кинулся к ней. Пруденс застонала и скорчилась от муки. У Росса сердце обливалось кровью. Он знал, что ее воспаленные суставы болят и она страдает даже в бреду. Он взял в свою руку ее распухшее запястье и пощупал пульс. Кровь бешеными толчками билась под его пальцами.
– Тихо, детка, – прошептал Росс. – Тихо, милая. Он обмыл лицо Пруденс холодной водой, приподнял сорочку и приложил влажное полотенце к тяжело вздымавшейся груди. Потом, поддерживая ее голову, поднес стакан к дрожащим губам. Хорошо еще, что они недолго находятся в открытом море и вода не успела протухнуть.
Но Пруденс все равно продолжала вертеться и вскрикивать; из ее опухших глаз катились слезы, оставляя влажные дорожки на покрытом красными пятнами лице.
– О Джеми, Джеми! – всхлипывала она. – Ты нужен мне.
Россу удалось наконец успокоить ее, и вскоре Пруденс мирно уснула. Тогда он выругался и швырнул мокрое полотенце через всю каюту. Какой же он дурак! Размечтался о прекрасном будущем, в то время как образ этого чертова распутника до сих пор царит в ее сердце! Росс уже проклинал тот день, когда впервые увидел Пруденс, проклинал свою поспешную женитьбу, которая явно была ей не по душе. А больше всего Росс сожалел о том, что, раз вкусив ее прелестей, не мог теперь отказаться от этого наслаждения.
Прекрасное будущее – как же! Он горько рассмеялся. Неужели ему придется унижаться каждую ночь, на коленях вымаливая благосклонность собственной жены? Или добиваться от нее послушания жестокостью? Или – об этом и подумать страшно – наслаждаться покорным телом Пруденс, зная, что ее сердце принадлежит другому?
Нет! У него тоже есть гордость. До появления Пруденс он жил как монах. И сейчас сумеет победить зов плоти. Лучше хранить в браке целомудрие, чем быть обманутым мужем, – пусть даже жена изменяет ему лишь в своем воображении. Да, это лучше, чем держать ее в объятиях и видеть стоящий между ними призрак Джеми.
В конце концов у него остаются воспоминания о Марте. Этого вполне достаточно. Росс издал страдальческий стон. Но почему ее образ стал меркнуть и исчезать из его снов?
Пруденс сморщилась и снова начала ерзать по кровати. Лицо ее горело как в огне, тело чесалось так, словно по нему ползали тысячи насекомых. Она попыталась поднять руки, чтобы почесаться, и удивленно нахмурилась: почему они связаны?
Она повернула голову и окинула взглядом каюту. Была ночь. Горел всего один фонарь, свисающий с потолочной балки. Под ним сидел Росс и дымил своей трубкой, читая книгу. Пруденс вдохнула запах ароматного табака. В нем было что-то уютное и успокаивающее. Она сразу вспомнила о тех прекрасных вечерах, когда они с папочкой вместе читали. Стоило воскресить в памяти те благословенные времена, и ей стало легче.
Легче… Если бы можно было почесать воспаленное лицо! Пруденс снова открыла глаза.
– Росс, пожалуйста, – прошептала она и сама удивилась, услышав свой хриплый, резкий голос, похожий на карканье, – развяжи меня!
Он поднял глаза от книги, улыбнулся и отложил трубку.
– Ага, наша Пруденс ожила? – Подойдя к кровати, он взял ее запястье. – Пульс нормальный. Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно! Все тело зудит.
– Это потому, что гнойники подсохли и образовались корочки.
– И поэтому ты связал меня?
– Ты наверняка стала бы чесаться во сне, распространяя заразу дальше и оставляя следы на лице и теле. Надо было как-то предотвратить это.
Пруденс потянулась, и веревки впились в ее распухшие руки.
– Прошу тебя. Мне так неудобно. Росс неохотно кивнул.
– Ну, разве что ненадолго, пока ты бодрствуешь. И смотри – не вздумай чесаться.
– Обещаю.
Он осторожно развязал путы. Пруденс поднесла к лицу трясущиеся руки. Росс наблюдал за ней, как заботливая мать.
– Помни, чесаться нельзя.
– Можно мне взглянуть на себя в зеркало?
– Нет. Зачем расстраиваться понапрасну? Пруденс провела пальцами по лицу, сплошь – от подбородка до лба – покрытому струпьями.
– Господи! Сколько их!
– Зато воспаление прошло. Будь благодарна Богу за это. – Росс рассмеялся, но в его голосе звучала нежность. – Когда появились гнойники, ты вся раздулась, как гриб-дождевик. Но теперь худшее миновало.
– Слава Богу, – пробормотала Пруденс.
Трясущимися руками она ощупала свое тело под сорочкой и пришла в ужас от количества струпьев. Они были на всем теле, на руках и ногах, даже на животе. Болело под мышками и в паху. В этих влажных впадинах Пруденс тоже нащупала большие твердые припухлости.
– Здесь болит.
– Ничего, это скоро пройдет. Хочешь пить?
Она кивнула. Во рту было сухо, а губы так растрескались, что до них и не дотронешься. Пруденс провела языком по нёбу. Хорошо, что хоть тут нет гнойников. В ее деревне многие умерли от опухолей в горле, которые перекрывали доступ воздуху.
Росс налил в стакан воды и поддерживал Пруденс за плечи, пока она пила.
– Какой ужасный вкус! – заметила Пруденс с гримасой.
– Через два-три дня мы достигнем Азорских островов и запасемся там свежей водой. А теперь надо спать. Но может, ты еще что-нибудь хочешь?
Пруденс искоса взглянула на стоявший в углу каюты ночной горшок, закрытый крышкой, потом покраснела и отвернулась. Это не ускользнуло от внимательных глаз Росса. Он встал и принес горшок. Откинув одеяло, начал поднимать вверх сорочку Пруденс. Сгорая от стыда, она оттолкнула его руку.
– Нет, умоляю тебя.
Росс улыбнулся ей – мягко и понимающе.
– Не глупи, Пруденс. Тут нечего стыдиться. Ты три недели не встаешь с постели. Я мыл тебя, обтирал лицо после приступов рвоты. Твои… э-э… жизненные функции мне хорошо известны.
