Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви

— Мы рано уехали от Крествеллов, чтобы выпить за твое здоровье, — Том и я.

Лицо Кона залил темный румянец.

— Роза, не валяй дурака!

Она выпрямилась, смеясь.

— Неужели я помешала чему-то серьезному? Я думаю, никто не обидится. Не можем же мы все принимать жизнь так же серьезно, как Ларри. — Она поклонилась через стол. — Добрый вечер, миссис Курран… мистер Курран. Добрый вечер, судья… и миссис Джексон. Какой у вас прекрасный наряд, мисс Курран.

— Роза, сядь! — приказала Кэйт. — Ты выставляешься.

Она осталась стоять.

— Какая жалость, что здесь не вся семья. А вы знаете, что у меня есть еще один брат — его Ларри разве не хочет пригласить в дом? Он гуртовщик — вы знали это? Когда ему надоедает возиться со скотом, он возвращается и живет с Мэттом Суини. О, вы, конечно, слышали о Мэтте Суини! Это тот ужасный человек, который не хотел упиться до смерти, чтобы доставить удовольствие моему тестю и его респектабельным соседям.

Ларри теперь стоял у нее за спиной. Он пододвинул стул и осторожно заставил ее сесть. Быстро налил ей бокал шампанского. Все услышали настойчивый шепот Кэйт:

— Ради бога, Ларри, не давай ей больше. Она уже достаточно приняла.

— Я рад, Роза, что ты и Том смогли приехать и выпить за здоровье Маргарет и Кона. Без тебя за столом было бы совсем не так. — Он сказал это ласково, чтобы успокоить ее.

— Мы еще кое-кого привезли, — сказала Роза и повернулась, чтобы взглянуть на дверь. — Мы привезли нашего нового соседа в Лэнгли Даунс. Это Роберт Далкейт. Робби — племянник Эндрю Далкейта. Он тоже не прочь выпить за здоровье Кона, правда, Робби?

Рядом с Томом стоял человек, которого я никогда не видела, но чье имя было мне знакомо. Это был наследник, приехавший получить владения Эндрю Далкейта, которые примыкали к Лэнгли Даунс. Я слышала, как о нем разговаривали в универмаге. Он был холостяк, немного старше 30 лет, и я поняла, почему разговоры шли о самом этом человеке, а не его деньгах, которые, говорят, у него водились. Сейчас никакая молодая женщина не висела у него на руке. Он поддерживал Тома, который был пьян, и помогал ему подойти к столу, но глаза Роберта ни на секунду не отрывались от Розы. А она млела от его взгляда без всякого стыда, не скрывая своего удовольствия.

Кон наклонился ко мне с напряженным и злым лицом.

— Боже мой, Эмми, — сказал он тихо, — зачем она это делает? Зачем ей демонстрировать его здесь, перед Маргарет? Это еще один, я полагаю, еще один дурачок, на которого она поставила свой каблук.

— Успокойся! Тише!

Том стучал по столу. Он пролил шампанское. За столом не нашлось места для Роберта Далкейта. Он уселся позади Тома и из-за наших спин мог беспрепятственно смотреть на Розу. Он, казалось, забыл о том пьяном человеке, которого привел в комнату; выражение его красивого лица было бы довольным, не будь оно таким холодным. Он сидел за спиной Тома и смотрел на Розу, никого больше не замечая.

— Послушайте, все! — кричал Том. — Я должен что-то сказать.

Ларри перебил его.

— Том, мы как раз хотели выпить…

— Выпьем за то, за что я хочу выпить, — настаивал Том. Его голос поднялся почти до крика, и Ларри уступил.

— Это только сейчас было решено! Мы должны были прийти и рассказать об этом, так что мы все можем выпить за это. Я хотел, чтобы вы познакомились с моим хорошим другом Робби, так что вы можете и за него выпить.

— Том!

— Не вмешивайся, чтоб тебя! Я должен что-то сказать. Все решено с новым кораблем. Робби здесь тоже согласился, и все улажено. Он будет частичным судовладельцем. Третья часть — Робби, третья — Адама и третья — Тома. И к черту моего папашу!

Он стукнул кулаком по столу. Шампанское пролилось ему на пальцы, в которых он стиснул ножку бокала.

— Что вы на это скажете? Разве за это не стоит выпить? Ну же, давайте, все. Наполни бокалы, Ларри!

Он с трудом поднялся на ноги, размахивая бокалом.

— Леди и джентльмены, за новое партнерство! Лэнгли, Лэнгли и Далкейт!

Руки медленно, нехотя потянулись к бокалам. Все поглядывали на Ларри, ожидая, что он будет делать, а Том вдруг закричал.

— Я даю вам новое судно, леди и джентльмены! Я даю вам «Эмму Лэнгли».

И я увидела, как все сидящие за столом подняли бокалы, повторяя эти два слова — «Эмма Лэнгли».

Кошки зашевелились и вытянулись на камине, приветствуя мое возвращение от Ларри. Черныш подошел потереться о мои юбки, как он делал всегда, но Диггер, теперь старая и капризная, не двинулась с места. Я зажгла единственную лампу и растопила плиту, чтобы вскипятить воду для чая. Я ждала, сидя у огня, а Черныш, как всегда, прыгнул ко мне на колени. В тишине комнаты его мурлыкание раздавалось неестественно громко.

Я сидела одна и ничем не была занята; в такие минуты я остро чувствовала присутствие Адама в доме. Из путешествия в Сан-Франциско он привез резное деревянное кресло. Высокие часы и тонкий китайский фарфоровый сервиз были доставлены из Англии. В углу стояла конторка орехового дерева, которая на самом деле была слишком хрупкой для тяжелых кип бухгалтерских книг, она тоже была привезена из Англии. Эти комнаты были больше смесью многих стилей и периодов, которые имели мало общего, кроме того, что им, казалось, нравилось быть под одной крышей.

Наверное, оттого, что все эти годы, что он провел вне дома, Адам обшивал каждую комнату гладкими сосновыми досками, с любовью отшлифованными его руками, этот маленький домик был теплым, по-человечески теплым, но не имел ничего общего с элегантностью. Это были комнаты Адама обустроенные человеком, который с уважением и любовью относился к дереву. Смешно было иметь конюшню, но нам обоим это нравилось. Когда Адама не было со мной, он все равно жил в этих комнатах. Мягкость его характера, его тепло были здесь, со мной. В долгие месяцы его отсутствия иногда было легче вдруг узнать сердце Адама в согревающей красоте рисунка этих сосновых досок, чем в обязательных письмах, которые он мне писал.

А теперь у Адама будет свой корабль. Прихлебывая чай, я размышляла о том, что это даст ему. Даже будучи владельцем нового судна «Эмма Лэнгли» на одну треть, он почувствует почву под ногами, и я знала, что он мечтал об этом. Мне хотелось, чтобы этот Роберт Далкейт никогда не появлялся со своим предложением: независимость Адама от Джона Лэнгли в какой-то мере была зависимостью от меня. Он по-прежнему занимался бы перевозкой грузов для Лэнгли, но он уже не был слугой, которого Лэнгли нанимал за деньги. Адам не доверял деньгам и боялся власти денег, которая могла заставить людей работать на него. Он хотел денег только для того, чтобы быть свободным от них.