Мария Романова - Елизавета. В сети интриг
Императрица же со слабой усмешкой следила за лицом невестки и читала все ее мысли так, словно они отражались на чистом высоком лбу Екатерины.
– …Знаю, что ты усвоила мой урок, дочь моя. Усвой же и следующий: править может кто-то один. Ежели мужчина на роль властелина не пригоден, то жена его должна взять все в свои руки. Однако же взять так, чтобы никому, кроме горстки самых близких, об этом ничего известно не стало. Запомнишь ли?
Екатерина кивнула. Такие слова нельзя будет забыть и на смертном одре. Однако оказалось, что Елизавета еще не все сказала.
– И еще об одном прошу я тебя. Нет, я тебе приказываю. Не оставь Россию с одним только наследником! У Павлуши должны появиться братья и сестры! Трон по праву рождения будет принадлежать ему, однако не дело ему расти в окружении одних лишь учителей и наставников. Я, по глупости своей, отобрала у него мать, ну так пусть у него хоть братья с сестрами будут. Мне все равно, кто станет их отцом. Однако трон не должен опустеть ни в коем случае!
Екатерина устала уже и бояться того, что любое из слов Елизаветы услышит посторонний. Теперь, видя смертную тень на лице императрицы, она желала лишь одного – появления докторов, которые бы чудесным образом вновь вернули дочери Петровой силы и здоровье. Любому человеку свойственно верить в сказки, особенно в сказки со счастливым концом.
– Призови Алешеньку, он, поди, за дверью уж измаялся. Давно мы хотели с тобой об сем поговорить, да как-то оттягивали по глупости.
В чуть открытую дверь заглянул, а потом, распахнув ее, вошел Разумовский – высокий, немного погрузневший с годами, не столько черноволосый, сколько седой.
– Лизанька, серденько, звала?
– Да, Алешенька, пришла пора нам с Катюшей-то поговорить так, как мы того хотели давно.
– Да ко времени ли, Лиза?
– Другого времени уж может и не найтись, душа моя.
Разумовский молча опустил глаза. И от этого Екатерине стало так страшно, как было всего раз в жизни, когда она в первый раз входила в покои императрицы, много лет назад.
– И еще одно, Катюша. Ежели станет ясно тебе, что Петр ни на что не годен вовсе, так и сошли его в крепость, как папенька мой жену свою сослал. Пусть доживает в каменном мешке, если уж у него не хватит ума царем хотя бы для виду оставаться. Аль можешь и выслать его вовсе в его прекрасную Голштинию без права возвращения, пенсион ему назначь – пусть там сабелькой своей машет…
– Но как же тогда дети, братья и сестры наследника?
– А вот за этим мы и позвали тебя. Императрице дозволено многое. Хотя чудом можно считать, когда ее сердечный друг, избранник становится ее мужем венчанным. Вон как у нас с Алешенькой…
Разумовский погладил пальцы Елизаветы.
– Серденько, не надо. Успеешь другим разом.
– Не будет другого раза, Алеша. И не плачь, то нынче без толку. – Елизавета перевела взгляд на лицо Екатерины. – Слушай внимательно, дочь моя. Ежели решишься ты при живом, пусть и сосланном муже нового аманта в супруги возвести, то сразу растолкуй ему, что браку суждено тайным навеки оставаться. Вон как у нас с Алешей.
Разумовский вновь погладил пальцы жены.
– Не одну сотню раз спроси у себя, хочешь ли ты быть ему, сему аманту, женою, хочешь ли навеки тайну сердечную ото всех беречь, даже от близких самых. И столько же раз спроси у своего сердца, готов ли будет к такому твой любимый, не видит ли он в тебе лишь ступеньки наверх из существования своего нынешнего в золоченые высоты. Всмотрись в него пристально – видит ли он в тебе единственную любовь в жизни аль просто ты удобна ему ныне.
Голос царицы уже нельзя было назвать даже шепотом. Екатерина подала бокал, и Елизавета сделала несколько глотков воды.
– Ежели ты все же отыщешь такого человека, ежели достанет у него всех качеств, то обратись за советом к Алеше. Он мудрый да честный, он врать тебе не станет. Ежели он одобрит выбор твой – не мешкай более ни секунды. Венчайся, рожай деток, люби его – так, как мы с Алешей всю жизнь…
Екатерина, обмирая от ужаса, слушала императрицу. Та даже не знала, как близка ей мысленно ее невестка, не ведала о зароках, которые та еще девочкой дала себе.
– А теперь, дочь моя, подлинное мое дитя, ступай. Да позови отца Симона, близок мой час. Иди! И помни о своем обещании!
– Матушка!
– Ступай, деточка, ступай. С тобой моя любовь будет. Береги ее, береги страну… Прощай…
Пальцы императрицы ослабли, она впала в беспамятство. Только сейчас Екатерина смогла встать с колен. С трудом она выпрямилась, вышла в малую приемную.
Всего в паре шагов за ней следовал Разумовский.
– Нужен доктор, граф. Я поспешу…
– Делай как знаешь, дитя. Но не думаю, что надо торопиться. Матушка наша ждала только тебя. Сейчас она успокоилась, передав тебе все, что хотела.
– Отчего вы ведаете, что все?
– Мы с Лизанькой прожили не один десяток лет, дитятко. Кому, как не мне знать, что за мысли тревожили ее в последнее время, о чем было ее беспокойство.
Екатерина взглянула в лицо Разумовского – тот был непонятно спокоен, должно быть, привыкнув уже к мысли о скорой утрате.
– Но есть, красуня, еще что, что дочери-то Петровой говорить было невместно, а мне, сирому да убогому, позволено.
– Ох, граф, – Екатерина чуть улыбнулась, – вот любите вы сиротой-то прикидываться… Сил-то у вас, поди, поболе, чем у меня будет. Так что же велела передать матушка императрица такого, невместного ее царственной воле?
– Дитятко, – Екатерина с изумлением увидела, что Разумовский смущен, как девица. – Ведомо нам, особливо мне, какими чувствами к тебе горит братец мой меньшой, Кириллушка.
Екатерина покраснела – Кирилла она и впрямь выделяла среди прочих, чувствовала, что он к ней неровно дышит. Но все же вот так, впрямую… «Вот что значит «невместо ее царскому положению»…
– Так вот, ежели и у тебя, голубка, душа к нему лежит…
– Ох, граф, как же сейчас о таком-то говорить…
– Императрица повелела, серденько. Еще она просила сказать, что с помощью Кириллушки ты многого добиться сможешь легко, что он помощником будет замечательным. Да и детки…
– Граф! – Екатерина гневно выпрямилась.
– Не серчай, Катюша. Лизанька-то аки дочь тебя почитает. Вот и велела тебе все это, как дочери, и передать. Сердцу не прикажешь, вестимо. Однако мне, пастуху-лапотнику, как никому другому, ведомо, чего может добиться женщина, чье сердце любит. Ведомо и то, чего может добиться мужчина, у которого такая женщина есть. Так что прости уж нас, стариков, лапушка.
– Ну полно, граф, полно… Я не сержусь вовсе. Только горько мне терять государыню-матушку, вот я глупости-то и горожу.
– И то, девонька, ступай за докторами. Но помни наказы дочери Петровой.
