Джо Беверли - Самый неподходящий мужчина
— Я обратила внимание, как леди Трешем и миссис Фейн обращались с тобой.
Это была попытка поддразнить, но он не принял ее.
— Полагаешь, я должен быть польщен, что меня рассматривают в качестве возможного постельного развлечения скучающие жены?
Она проглотила слезы, но не сдавалась.
— У нас может не быть возможности поговорить наедине перед королевским приемом, поэтому слушай. Я бросила тень сомнения на ту историю и подкрепила ее покровительством Родгара и тем фактом, что король примет тебя завтра. Если возникнет такой вопрос, пожалуйста, не разрушай это правдой.
— Ты ожидаешь, что я буду лгать?
— Не открыто, нет. Но не старайся довести истину до спросившего.
Он покачал головой:
— Для нас нет никакой надежды, Дамарис. Смирись с этим и выходи за Бриджуотера.
— А если я ношу твоего ребенка? Я не навяжу дитя другому мужчине.
— Ты знаешь, что в этом случае я женюсь на тебе.
Ей претило поступать так, но она ухватилась за его слова.
— Значит, ты не покинешь Англию, пока я не буду знать?
— Не покину, — сказал он после некоторого молчания. Ей неприятно было вот так вынуждать его идти к алтарю, но если он останется на пару месяцев, несомненно, она найдет какое-то решение.
— И еще, — продолжала она. — На другую тему. Помнишь письма, копии тех, что отсылала моя мать? Мой отец был двоеженец. Он потрясенно уставился на нее. Дамарис почувствовала облегчение.
— За пять лет до женитьбы на маме он женился на Розмари Батлер.
— И Розмари не умерла?
— Нет, она была жива и умерла только в минувшем ноябре.
— Черт возьми! Но я не думаю, что это как-то отразится на твоем наследстве.
— Но речь не об этом. Мой брат законный! Он мог узнать об этом после смерти матери и пойти на преступление от обиды.
— Не будь мягкосердечной. Он выпустил ту стрелу. Он хотел убить тебя, потому что тогда унаследовал бы твои деньги.
— А так и должно бы быть.
— Это деньги твоего отца, и он поступил с ними как захотел.
— Он оставил их мне, зная, что это приведет в ярость мою мать.
— Сомневаюсь, что он вообще думал, что до этого дойдет. Как большинство из нас, он, несомненно, надеялся прожить до глубокой старости. Все это было в письме?
— Более или менее. Маркус Миддлтон был чудовищем. Не понимаю, почему моя мать или эта Розмари не убили его, когда обо всем узнали.
— В них не было крови Миддлтонов, — сухо заметил он, затем добавил: — И зачем убивать курицу, несущую золотые яйца?
— Моей матери было наплевать на деньги. Возможно, она хранила молчание из-за своей репутации. Мало того, что у нее был муж, который редко показывался на глаза. Она скорее перерезала бы себе глотку, чем призналась, что является второй женой двоеженца. Но его первая жена была лишена законных прав и знала это. Из письма ясно, что она обратилась к матери с планом потребовать больше денег как плату за их молчание. Мама отвергла эту идею, но решила, что у нее есть оружие. Она написала отцу, грозясь разоблачить его, если он не вернется в Уорксоп, чтобы жить с ней как примерный муж. Ты можешь представить?
Фитц покачал головой:— Уверен, у него от страха поджилки тряслись.
— Еще бы. Он знал, что это блеф, но неудивительно, что в свой последний визит к нам он был таким ядовитым. А я прыгала вокруг него, как глупый, преданный щенок.
Он взял ее за руки:
— В этом нет твоей вины. Ты была еще слишком юна. Она иронично взглянула на него:
— Мне было пятнадцать. Он крепче сжал ее ладони:
— Я наконец-то сделал этот шаг. Я начинаю признавать, что не был инициатором того греха. Оринда соблазнила меня, а пятнадцатилетний парень в руках опытной женщины все равно что барашек в руках мясника. Ну, или баран. Это не меняет мнение света на этот счет, но на душе стало легче. Что касается двоеженства твоего отца, это ничего не меняет.
— Но на стороне Маркуса Батлера есть доля справедливости.
— Не за попытку убийства. Но я обещал, что не убью его.
— Есть еще Родгар. Теперь и он вовлечен во все это.
— Мне ли не знать, — невесело усмехнулся Фитц.
— Не думаю, что Эш расскажет ему. Я просила его не делать этого.
Его глаза вспыхнули.
— Дамарис!
— Прости, но если ты рассчитываешь, что я буду покорной, ни во что не вмешивающейся женой...
— Ты не будешь женой.
— Ничьей?
Он потащил ее к двери.
— Марш в свою комнату.
Она не сопротивлялась, пока они не подошли к двери.
— У меня нехорошее предчувствие по поводу завтрашнего дня, Фитц.
— Не бойся, я защищу тебя.
— Но кто заступится за тебя? Вдруг твой брат будет при дворе?
— Это маловероятно.
Однако она видела, что это тревожит его. — Разве он не должен быть изолирован?
— Не мною.
— Ты преувеличиваешь свою вину. Едва ли эти его приступы ярости из-за шишки на голове.
— Не надо, Дамарис.
Она удержалась от возражений. Еще будет время.
— Что ты станешь делать, если он все-таки появится на приеме?
— Избегать его.
— Только не уходи, пока король не выкажет тебе своего расположения.
— Если королю угодно одарить меня своей милостью, он сделает это и в другой день.
Она схватила его за руку:
— Ты не должен уходить, пока не будешь представлен, Фитц. — Она не хотела говорить ему, но все-таки сказала: — Я заронила семена сомнения в головы тех двух сплетниц. Сказала, что ты будешь на приеме. И ожидается, что король продемонстрирует тебе свое расположение.
— И?.. — Его прямой взгляд требовал признаться до конца.
— Я высказала предположение, что благосклонность короля докажет, что та старая история — преувеличение. Или плод больного воображения твоего брата.
— Дамарис...
— Это подействует, — настаивала она. — Но только если завтра все увидят, что ты принят королем. — Когда он собрался возразить, она добавила: — Ты говорил, что я могу тебе приказывать.
— И ты будешь пользоваться этим правом до самой смерти.
— Пока смерть не разлучит нас, — согласилась она. — Как бы я хотела, чтобы ты не смотрел на меня всегда так раздраженно.
— Похоже, это станет моим постоянным выражением, — проворчал он, но с нотками ласкового юмора.
Это вызвало у нее блаженную улыбку.
— Вечным. Итак, я приказываю тебе: избегай своего брата, как можешь, но даже если он будет при дворе и попытается устроить скандал, не уходи, пока не будешь представлен. — Я оставляю за собой право действовать на поле боя по своему усмотрению. — Когда она попробовала было запротестовать, он твердо сказал: — Нет. Ты достигла предела своей власти. Если я столкнусь лицом к лицу с Хью, я поступлю согласно своей совести и чести.
Она вздохнула и взяла его за руки:
