Джулия Куин - Герцог и я
— О Господи, Саймон, — прошептала она. — Ты давно уже узнал его. Давно победил. Только сам до сих пор не понял этого… Да, да! — крикнула она, потому что он покачал головой. — Уже когда начал говорить без запинки. Когда пошел учиться. Обрел друзей. Когда ездил по разным странам. Это все были твои победы. Малые и большие. Как ты этого не понимаешь? — Она стала трясти его за плечи. — Почему не хочешь признать себя победителем?
Он снова покачал головой:
— Хочу победить его в главном. Главном для него. То, о чем ты говорила, он и сам хотел от меня. И получил. Но он не п-получит с-самого для н-него г-главного… Н-наследника т-титула. И т-тогда… т-тогда…
Боже, подумала она, как он начал опять заикаться! Надо его остановить, пока не случилось худшего. Господи, как ей жалко его, как она его любит!..
— Саймон! — воскликнула она. — Замолчи, не надо больше!
— Н-не оставляй м-меня… — услышала она. — Пожалуйста… Все меня оставляют… Он… Энтони… ты… Лучше наоборот: вы оставайтесь… а я… я уйду…
«Что он говорит? Что говорит? Он слишком пьян… И очень устал».
— Ты должен лечь, — сказала она дрогнувшим голосом. — В мою постель. Сейчас же… Надо выспаться.
— Ты останешься со мной, Дафна?
Было оплошностью так отвечать, она это знала, но тем не менее произнесла со вздохом:
— Я останусь с тобой.
— Как хорошо, — пробормотал он сонным голосом. — Как хорошо… Потому что я не могу без тебя. Помни это…
— А теперь пойдем, — сказала она нарочито бодрым голосом. — Помоги мне.
Она чудом дотащила его до постели и свалилась на нее вместе с ним. Но тут же вскочила и, наклонившись над его башмаками, начала стаскивать их. Опять же ей помог опыт, накопленный со своими братьями: она твердо знала, что тянуть нужно с пятки и делать это изо всех сил. Что привело к тому, что с башмаком в руках она дважды оказывалась на полу — так крепко, мертвой хваткой обтягивали они ноги Саймона.
— Господи, — проговорила она, тяжело дыша, — а еще утверждают, что женщины — мученицы моды.
Саймон произвел звук, похожий на храп.
— Уже спишь? — с надеждой спросила она, закидывая ноги Саймона на постель.
Каким юным и умиротворенным выглядел он сейчас с закрытыми глазами. Длинные темные ресницы бросали тень на щеки, пряди волос почти закрывали лицо.
— Спи, дорогой, — прошептала она, приглаживая ему волосы.
Но, как только она отошла на шаг, он встрепенулся, открыл глаза.
— Ты обещала остаться, — с детской обидой сказал он.
— Я думала, ты крепко спишь.
— Все равно ты не должна нарушать обещания. Он потянул ее за руку, и она прилегла рядом с ним.
От его тела исходило приятное тепло; он был с ней, принадлежал ей, и на какое-то время она забыла о том, что произошло между ними, — об их размолвке, о безысходности положения, в котором оба очутились. Сейчас ей было хорошо и спокойно.
Спустя час с лишним она проснулась, безмерно удивленная, что вообще могла уснуть. Саймон лежал рядом в той же позе, тихонько похрапывая.
Легко и нежно она коснулась его щеки.
— Господи, что мне делать с тобой? — чуть слышно шепнула она. — Я люблю тебя, люблю, но мне ненавистно то, что ты делаешь с самим собой… И со мной…
Он пошевелился, и она испугалась, что он не спит и слышит ее вырвавшееся наружу признание. Крик души, не предназначенный для других ушей.
Однако он не открыл глаза и выглядел по-прежнему юным, безмятежным, безгрешным! С таким легко говорить, высказывать самые сокровенные мысли.
Пусть спит. Не нужно тревожить его ни своим шепотом, ни своим присутствием. Тем более если, проснувшись, он увидит, ощутит ее рядом с собой, то может подумать: она согласилась, приняла его условия их будущей семейной жизни. А это не так…
— Клянусь, — прошептала она, — это не так…
Осторожным движением она попыталась отодвинуться от него, подняться с постели. Это не удалось. Его руки удержали ее, сонный, как и раньше, голос пробормотал:
— Нет… не уходи.
— Но, Саймон… Я…
Он притянул ее к себе, и она невольно ощутила, как он возбужден.
— Саймон, — прошептала она, — ведь ты почти спишь.
Она была крайне удивлена, что мужчина может желать женщину даже во сне.
Он что-то промычал вместо ответа, но не ослабил объятий и не предпринимал никаких попыток овладеть ею.
Все же она освободилась из его рук и теперь могла смотреть на него со стороны. Ей подумалось, что ему сейчас мучительно неудобно в тесной одежде, оттого он дышит так прерывисто, с хрипами.
Легкими прикосновениями она принялась расстегивать пуговицы на его куртке, на рубашке, увидела гладкую смуглую кожу.
Он слегка вздрагивал, беспокойно дышал, и к ней внезапно пришло странное чувство своего всевластия над ним: вот он лежит, такой красивый, сильный, умный, — и она может делать с ним все что хочет.
Но что же она хочет? Только одного — его любви. Полной и безраздельной, любви, в которую не вмешиваются никакие посторонние силы и ощущения. Никакие, кроме одного: желания быть вместе.
Она всмотрелась в его лицо. Несомненно, он еще спит, и она может по-прежнему чувствовать себя всемогущей и поступать соответственно: делать то, что ей сейчас заблагорассудится.
Быстрым движением она расстегнула его брюки, увидела то, что продолжало рваться из них, протянула руку и ощутила в ней жар и пульсацию его крови.
— Дафна, — чуть слышно проговорил он, приоткрывай глаза. — О Господи, какое блаженство, когда ты здесь… Вот так…
— Ш-ш, тише, — шепнула она. — Я сама… Позволь мне… Лежи спокойно.
С этими словами она скинула с себя одежду и потом принялась делать то, чему он уже успел научить ее за две недели их близости, — помогать ему возбудиться больше, еще больше.
Он лежал на спине, вытянувшись, раскинув руки в стороны, сжав кулаки. Глаза его оставались закрытыми, но она понимала, что он уже не спит.
Понимала и другое: она остро нуждается в нем, вожделеет, желает ощутить его внутри себя, чтобы он дал ей то, что может дать мужчина женщине… Иначе… иначе она не выдержит, с ней что-то произойдет…
— Ох, Дафна, — стонал он все громче, его голова моталась из стороны в сторону на подушке. — Как ты нужна мне! Сейчас… сию минуту…
Он попробовал приподняться, но она уперлась обеими руками ему в плечи и помешала сделать это.
А затем, приняв на себя, как ей казалось, его роль, оказалась наверху и сама направила его орган в свое увлажненное желанием лоно.
Глубже, еще глубже вбирала она его в себя и, достигнув предела, откинула голову, подав тело вперед, сильнее ухватившись за его плечи.
Ей почудилось, что она сейчас умрет от блаженства. Никогда до этого не чувствовала она себя до такой степени женщиной. Настоящей, счастливой женщиной.
