Джулиана Грей - Неприступный герцог
— Так и было.
— А что потом? Вы все-таки убежали? Что стало с Коппербриджем?
Леонора пригладила плотную черную ткань на коленях и заговорила так тихо, что Абигайль пришлось напрягать слух:
— Да, мы сбежали. Сели на коня и скакали всю ночь сюда, в Сиену. Моя любовь, мой Артур…
— Артур!
— Si. У него был друг здесь, в храме, который дал нам приют и… — Она нетерпеливо щелкнула пальцами.
— Убежище?
— Si. На следующий день приехал мой дед Медичи — отец моей несчастной матери и друг моего отца. Он и его люди окружили монастырь. Он требовал, чтобы мы вышли, хотел отомстить, но мы были в безопасности в стенах монастыря.
— И все же оставались пленниками.
Леонора пожала плечами.
— А можно было что-то сделать?
Леонора, казалось, погрузилась в воспоминания. На лимонном дереве печально запел жаворонок, и Леонора шевельнулась.
— Я умоляла Артура уехать назад, в Англию. Но он хотел остаться из-за ребенка.
— Ребенок! Ну конечно, вы же были беременны.
Леонора вновь посмотрела на лимонное дерево.
— Да, я была беременна, и Артур не хотел уезжать. Он поклялся защищать нас. Проходили месяцы. Мой дед поселился поблизости со своими людьми и ждал.
— Как паук, — прошептала Абигайль.
— Он ждал и ждал, и наконец решающий день настал. Я почувствовала боль и вышла в сад, чтобы помолиться.
Абигайль ошеломленно посмотрела на Леонору.
— В этот сад? К этому кресту?
— Si. Я молилась за моего Артура и за ребенка. Просила Господа помочь им вернуться в Англию и хранить их до конца дней, взамен обещала взять проклятие на себя и понести наказание. Я дала обет ждать и молиться до тех пор, пока наши грехи не будут отпущены.
— Святые небеса!
— Боль усиливалась. Я легла в постель и промучилась всю ночь. Монахини помогали мне, но я истекала кровью и была близка к смерти. Однажды я увидела возле своей постели ангела.
Абигайль не могла произнести ни слова. Она взяла руку Леоноры, лежащую на коленях.
— Ангел сказал, что поможет Артуру с ребенком переправиться в Англию и будет следить за тем, чтобы они прожили долгую и счастливую жизнь. А я в обмен на это должна остаться в монастыре, молиться и ждать триста лет, пока сюда не вернется наследник Коппербриджа, чтобы возвестить миру о своей вечной любви. Таково мое наказание.
— О, Леонора! — Глаза Абигайль наполнились слезами.
— На следующее утро Господь подарил нам сына — крепкого здорового мальчика. Я приложила его к груди и поцеловала его маленькую теплую головку, а потом завернула в одеяльце и отдала послушнице. Я уткнулась лицом в подушку, чтобы не видеть его волосики, его крошечные темные глазки, глядящие на меня. — Она опустила голову. — Мой бедный Артур ждал под дверью всю ночь, я написала ему записку, просила его вернуться в Англию и забрать с собой нашего сына. Но Артур не хотел этого. Он стучался в дверь, умолял меня и плакал. Я слышала, как кричал от голода мой сынок. Сестры не разрешили Артуру войти в комнату. И он наконец уехал.
— И вы остались одна на три сотни лет.
— Нет, синьорина, — возразила Леонора и накрыла руку Абигайль своей. — Я не одна. Со мной мой брат.
Абигайль ошеломленно охнула.
— Ваш брат? Он все-таки вас разыскал?
— Si. Он такой же, как я. Мой любящий брат спорил с отцом, пытался убедить его взглянуть на вещи трезво, но все без толку. Поэтому он поклялся уйти в монастырь, но сначала помог Артуру с малышом бежать под покровом ночи, а потом вернулся ко мне. Мой брат решил разделить со мной наказание. Проклятие будет лежать и на нем тоже до тех пор, пока не будет снято с нас обоих.
— О Господи! А Морини и Джакомо?…
Леонора кивнула:
— Они присматривают за замком.
— Морини была вашей служанкой, верно? Это она помогала вам встречаться с Артуром?
— Si, — тихо ответила Леонора. — Она была моим доверенным лицом.
— А Джакомо?
— Он был камердинером моего брата. Они помогали передавать записки, вот отец и проклял нас всех.
— Тогда понятно, почему Джакомо так обижен на весь свет. И они все это время жили в замке? Все три сотни лет встречали и провожали путешественников?
Леонора вновь кивнула:
— С тех самых пор, как мой сын стал мужчиной и приехал в замок. Его отец прислал туда же невесту для него, но этого оказалось недостаточно, чтобы снять проклятие. Любовь была не настолько сильной, они не нашли счастья. Когда у моего сына родился свой сын, он тоже послал его в замок, но проклятие так и не разрушилось.
— Боже правый, — прошептала Абигайль, не в силах двинуться с места от ужаса. — Из поколения в поколение никто не мог разрушить проклятие? Их любовь не была вечной?
В воздухе повисла тишина, наполненная теплом и ароматом растущих лимонов. Абигайль подумала об Уоллингфорде, поджидающем ее у калитки на самом солнцепеке. Уоллингфорд сказал, что она его жена, дарил ей наслаждение ночью и подавал кофе утром. Уоллингфорд — ее любовник, ее любимый. Возможно ли, что он, единственный из потомков лорда Коппербриджа, способен на вечную и преданную любовь?
— А что случится, когда проклятие будет снято? — спросила Абигайль. — Вы… вы снова станете смертной?
— Я верю в это. — Леонора склонила голову. — Я верю, что моя жизнь станет обычной. Что я состарюсь, умру, а потом отправлюсь на небеса, чтобы встретиться со своим любимым и сыном.
— А если проклятие не будет снято, вы так и станете ждать дальше?
Леонора высвободила свою руку.
— Нет, синьорина, дальнейшее ожидание невозможно. Ангел дал мне только три сотни лет. Другого шанса не будет. Мы должны освободиться от проклятия сейчас или так и будем находиться в земном чистилище до скончания мира.
И вновь наступила тишина. И вновь запел жаворонок. На этот раз Абигайль увидела его, перескакивающего с ветки на ветку и поглядывающего на сидящих на скамье. Абигайль опустила взгляд и увидела, как дрожат ее руки.
— Я сделаю все, что в моих силах, Леонора. Все, что вы попросите. Даже выйду за него замуж, если нужно.
— О, синьорина. — Леонора подняла голову, и в ее блестящих глазах отразилась вся скорбь мира. — Не вы должны что-то делать, не вам предстоит разрушить проклятие.
— Не мне?
— Нет, синьорина. Не вам, а потомку моего возлюбленного — лорда Коппербриджа. Человеку, в жилах которого течет моя кровь и кровь моего Артура. Только он один может спасти нас.
Глава 21
Казалось, он попал совсем в другой мир после нестерпимой жары на улице. В соборе было темно и прохладно. Уоллингфорд постоял некоторое время у входа в собор, давая глазам привыкнуть к полумраку после ослепительного солнечного света, потом вошел внутрь, сам того не осознавая.
